Беру тебя напрокат
Шрифт:
— Не нервничай, сейчас ускорюсь, — уверяю я и улыбаюсь очередной пожилой тетке. — Вы — Пушинка? Нет? Приятного вечера…
Минут через десять мы с Никой заканчиваем шастать по залу и встречаемся у входа.
— Ну что? — На ее лице написано разочарование. — Куда теперь?
— Вернемся к магазинам. Мы ведь далеко не все обошли.
— По-моему, это уже бессмысленно. — Она едва заметно вздыхает. — Пока мы бегали по кораблю, бабуля уже сто раз могла сесть в лифт и слинять в любом направлении.
— И
— Мне кажется, без стюардов нам ее не найти.
— А, по-моему, ты слишком рано отчаиваешься, — возражаю я.
Во мне просыпается странный азарт. Хочется непременно найти чертову бабку самостоятельно.
Я обнимаю Нику за талию и вывожу в коридор. Она больше не вздрагивает и не вырывается, наоборот, как-то вся обмякает.
— Еще минут пятнадцать поищем, и, если не найдем, обратимся к стюардам, — обещаю я.
— Хорошо, — послушно бормочет она и льнет ко мне всем телом.
Меня эта ее внезапно проклюнувшаяся покорность напрягает. Наверное, Ника и правда не привыкла к алкоголю: уж как-то слишком сильно ее развезло от двух коктейлей. И как же это не вовремя, блин! У меня такие планы были на продолжение вечера, а теперь что? Сейчас Ника, конечно, сговорчивей, но мне вот так — по пьяни — не надо. Я хочу, чтобы она была в ясном сознании, когда будет просить меня не останавливаться.
Я решительно завожу Нику в ближайшую кофейню и заказываю нам обоим по двойному эспрессо. Злючка смотрит на меня как на сумасшедшего:
— Петров, ты спятил? Какой эспрессо, к чертовой бабушке? Ты бы еще на массаж сходил сейчас.
— Тебе идет, — говорю я и улыбаюсь.
— Что? — Ее брови недоуменно лезут на лоб.
— Тебе идет, когда ругаешься.
Она несильно ударяет меня кулаком в грудь:
— Идиот!
— Есть немного, — поддакиваю я и, ведомый каким-то внезапным наваждением, глажу ее по волосам. Волосы у Ники невероятно мягкие, их щекотные прикосновения к моей коже вызывают мурашки. Я невольно поддаюсь соблазном и ныряю ладонью под распущенные злючкины пряди, полностью зарываюсь в них пальцами. А потом чуть поглаживаю Никин затылок и шею. Она закрывает глаза.
— Приятно? — тихо спрашиваю я.
Ника вздрагивает и отшатывается. Видимо, осознает, как все выглядит со стороны.
Бариста подает нам стаканы с кофе. Мы довольно быстро опустошаем их, а потом снова таскаемся по променаду, заглядываем в витрины магазинов и окна ресторанчиков. Мне, правда, теперь совсем тяжело сосредоточиться на поисках. Ника идет чуть впереди, и я не могу оторвать взгляда от ее аппетитной попки.
Возле окна одного из баров Ника вдруг застывает как вкопанная.
— Что? — я поспешно подхожу к ней и тоже заглядываю через окно в зал. Никаких
— Шляпа, — говорит Ника и указывает на какую-то необъятную толстуху, взгромоздившуюся на барный стульчик. — Зеленая.
— Ну да, — соглашаюсь я. — Вот только платье на этой тетке тоже зеленое, а не красное.
Ника встает на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть толстуху, а через секунду почти подпрыгивает:
— А сумка с мордой!
— Но ведь платье…
Ника оглядывается на меня с шальным выражением лица:
— Мы должны поговорить с этой женщиной. Возможно, Пушинка отдала ей свои шляпу и сумку.
— Да ну, бред! Наверное, это просто маленькое совпадение.
— Ничего не бред, — горячится злючка. — За все время, что мы таскаемся тут, мне не встретилось ни одной женщины в зеленой шляпе.
Я еще раз оглядываю толстуху на стульчике. Она оживленно болтает с двумя пожилыми мужчинами, и посиделки у них, кажется, довольно веселые. Все трое поочередно хохочут и то и дело отхлебывают из высоких стаканов пиво.
— Ой, — Ника вдруг чуть вздрагивает, — а может, эта тетка — мошенница? Воспользовалась доверчивостью больного человека, обчистила до нитки.
— А это мысль! — соглашаюсь я. — Лицо у нее такое противное — прямо как из криминальной сводки.
— И что же нам делать?
— Блин, не знаю… Надо подумать.
— Ну думай, рыцарь, думай, — Ника обидно хмыкает, а потом решительно идет к дверям.
Я бросаюсь за ней:
— Подожди! Что ты собралась делать?
Ника и не думает отчитываться — ныряет в бар и с нахальным видом подваливает к толстухе:
— Здрасьте!
Та перестает ржать, как лошадь, и разворачивается всем телом к злючке:
— А?
— У вас такая сумка красивая! — пьяно хихикает Ника. — Вы где такую отхватили?
— На блошином рынке в Варшаве, — с легким вызовом отвечает тетка по-русски. — Там всегда очень хорошо уступают. А что?
Я вдруг весь подбираюсь. Акцент! У тетки такой же акцент, как у деда, которому мы тут вдвоем бросились помогать. И это явно неспроста, но я все никак не могу понять, как увязать эту деталь со всей ситуацией.
— А мне кажется, вы эту сумку сперли! — восклицает Ника и чуть притопывает. — Сперли у старой больной женщины.
Лицо толстухи идет зелеными пятнами.
— ДеФочка, ты не в себе? Я не воровка. Я купила!
Я смотрю на ее желтые туфли, и в голове у меня щелкает. Твою ж мать! Да это же…
— А вот мы сейчас позовем полицию — и пусть разбирается! — кричит Ника и делает максимально грозный вид. У нее чуть ли пар из ушей не идет. Вот только такая ее грозность никак не вяжется с осоловелым взглядом.