Беру тебя напрокат
Шрифт:
— А с чего ты вдруг его защищаешь? — перебиваю я и смотрю на Женьку с нескрываемым подозрением.
Она беззаботно улыбается:
— Я не защищаю, я пытаюсь быть объективной. В конце концов, ничего такого ужасного Никита не выложил.
— Ого! Уже и «Никита»? — Меня переполняет непонятное раздражение. — И когда это вы так сблизились? Неужели на экскурсии? Наверное, Петров, бедняжка, ничего толком не снимал — сидел тебя очаровывал. С помощью всяких там пикаперских приемов. Другого объяснения твоей внезапно вспыхнувшей к нему симпатии
— Ой, да какая симпатия! — беспечно пожимает плечами Женька. — Просто я реально не понимаю, из-за чего ты так завелась. Никита выложил в Инсту весьма романтичную историю. На мой взгляд, она никак не вредит твоей репутации. Даже наоборот. У тебя, кстати, в течение получаса добавилось несколько сотен подписчиков. Я бы на твоем месте Петрову еще «спасибо» сказала, пусть даже он и выложил что-то не посоветовавшись.
Я фыркаю и качаю головой:
— Женя, я тебя не узнаю. Что это за лояльность к человеку, которого ты видела пару раз? Не ты ли недавно призывала меня не доверять Петрову и подозревала, что он заключил на меня пари. Кстати, ты что-нибудь разузнала на этот счет?
Она сникает:
— Нет, ничего.
— Как же так, Женя? — с неприкрытым сарказмом интересуюсь я. — Чем же ты занималась всю экскурсию? Слушала россказни Ни-ки-ты о том, какой он офигенный?
Ее взгляд наполняется вселенской печалью.
— Дело не в Никите. Дело в Валере. Он какой-то странный стал. Когда мы с ним вчера ужинали, он показался мне довольно приветливым и отзывчивым. А сегодня Валера вел себя как бука. Он буквально шарахался от меня. Мне ни разу не удалось побеседовать с ним дольше минуты.
— Видимо, первое впечатление было обманчивым.
— Да нет же! Я уверена, что он вполне милый парень. Кстати, он периодически на меня посматривал, но стоило поглядеть в ответ — ему прямо нехорошо делалось. В какой-то момент я даже испугалась, что он в обморок грохнется. Он мне даже чем-то Степанова напомнил.
— Какого Степанова?
— Того, с которым я сидела за одной партой до четвертого класса.
— И чем же они похожи?
— Степанов вел себя почти так же, когда ему мама запретила со мной общаться.
Я смеюсь:
— Да ну, бред какой-то! У Валеры, конечно, тоже может быть строгая мама, но она явно даже не подозревает о твоем существовании.
Женька пожимает плечами.
— Ладно, — машу рукой я, — не забивай себе голову этим чудиком. В принципе, мне плевать: спорил Петров на меня, или нет. Даже если не спорил, он меня все равно бесит.
— Я думаю, не было спора, — тут же вворачивает Женька. — Петров не производит впечатления придурка, которого можно взять на «слабо».
Я невольно закатываю глаза:
— Ну вот опять! С чего ты вдруг так резко переменила мнение о нем?
— Он сегодня пришел тебе на помощь, вообще-то. Да и на экскурсии был довольно приветливым. Даже мороженое мне купил.
— Ага! — взвиваюсь я. — Вот оно! Вот! Ты продала сестру за мороженку.
— Никого
— Продала!
Женька задумчиво потирает переносицу:
— Мне просто кажется, ты относишься к нему предвзято. С предубеждением. А он нормальный, в общем-то, парень.
Я почти задыхаюсь от ярости. Ну и гад этот Петров! Каким-то образом успел втереться в доверие к моей сестре. Ничем не гнушается.
— Знаешь, Женя, — говорю я с учительской интонацией, — больше я тебя никуда одну не отпущу. Ты что-то слишком доверчива для своего возраста.
— Хорошо, — кивает она и раскрывает свой любимый блокнот, чтобы продолжить рисовать то, что начала до моего прихода.
— Подожди! — уже мягче говорю я. — Ты не могла бы мне одолжить свое платье в клетку?
— Зачем?
— Надо.
Она вздыхает:
— Бери, конечно. Оно в шкафу.
Я достаю заветную «тряпочку» и, быстро переодевшись, оглядываю себя в зеркало. То, что нужно! Платье длинное (до щиколоток), закрытое — идеально подходит для встречи с Петровым. Во-первых, его так просто не задерешь, во-вторых, до груди в нем не добраться. В общем, не располагает оно к игривости и плотским удовольствиям. А еще оно такое унылое, что возбудит разве только конченого извращенца.
— Только не пролей на подол ничего, — бубнит Женька. — Это все-таки мой любимый наряд.
— Конечно-конечно, — киваю я и пытаюсь заглянуть ей через плечо. — Что рисуешь?
Она тут же захлопывает блокнот.
— Эй! — напрягаюсь я. — У нас появились тайны?
— Ничего у нас не появилось, — смущенно отрицает Женя. — Просто я еще не закончила. Терпеть не могу показывать то, что еще не доведено до совершенства.
— Я только одним глазком… — Я просительно протягиваю руку к блокноту, но сестра только плотней прижимает его к груди.
В душе у меня, конечно, сразу шевелятся дурные предчувствия. Что она там рисует? Карикатуры? Фальшивые доллары?
— Если не дашь посмотреть, я обижусь, — сердито бурчу я.
Женька несколько секунд смотрит недоверчиво, но вид у меня достаточно грозный — она сдается, протягивает блокнот. Я проворно раскрываю его там, где вложен карандаш, и чувствую, как сердце пропускает удар. Последний начатый рисунок оказывается портретом Петрова. И что это значит?
— Откуда у тебя такой интерес к этому хлыщу? — я стараюсь звучать максимально апатично.
— Я просто пытаюсь его понять, — спокойно поясняет Женька. — Рисование — это мой способ познания мира. Когда я кого-то рисую, я словно проникаю в его мысли.
— Замечательно! — с сарказмом констатирую я. — Моя сестра пересмотрела «Битвы экстрасенсов». Не хочешь, кстати, поделиться тем, что ты там обнаружила в мыслях своего нового любимчика?
Она почесывает затылок и отводит глаза:
— Никита на тебя запал.
— Пфф! Что за глупости, Женя?
Сестра несколько секунд сердито хмурится, а потом выдергивает из моих рук блокнот: