Беруны. Из Гощи гость
Шрифт:
покруглее, закидывал его далёко в море. Камушек прыгал по воде – раз, другой, третий, и
круги, один больше другого, широко расходились по всей губовине1. На берегу в иных местах
попадался ярник – мелкий кустарничек, стлавшийся по земле низко, и Федор, наломав сучков
посуше, разводил костер. Так промаялся он на пустом берегу среди дыма и вони двое суток.
А на третьи у небосклона справа показался корабль.
Судно шло на запад, но забирало к
это чужестранное судно; поморы не промышляют и не купечествуют на таких фрегатах2.
Федор забеспокоился, как бы чего не вышло, потому что много тогда таких вот коршунов
разбойничало в русских водах. Случалось, что и промышленное отнимали вместе со снастью
и людей разгоняли с промысла, стреляя по ним из моржовок – тяжелых широкоствольных
ружей для охоты на моржей и тюленей. Промышленники одно время для защиты от
неприятеля даже батарейку завели с пятью пушками в Шапкином заливе – последнем нашем
становище на Коле.
Когда судно приблизилось к месту, где дымил разложенный Федором костер, с борта –
видно было – спустили шлюпку, и гребцы сразу же налегли к берегу. А здесь, у воды, бегал
ошалелый Федор, размахивал ржавым своим ружьишком и кричал незваным гостям «по-
немецки»:
– Пошел прочь!.. Я стреляй!..
В Архангельске, в немецком гостином дворе, слышал Федор, как объясняются с нашими
промышленниками немецкие купцы, и потому, чтобы его вернее поняли, кричал матросам с
иностранного фрегата на таком вот «немецком» наречье:
– Я позваль сольдат!.. Я сейчас стреляй!..
Тогда из шлюпки поднялся один и вытащил из-за пояса пистолет. Он выстрелил в Федора
и сел на место. А Федору обожгло правую ногу, пребольно ударив в колено.
Федор бросился бежать, но не сделал и двадцати шагов. Он упал на камни и с
удивлением глядел, как кровь заливает ему босую ногу.
Матросы вышли на берег и принялись топориками вырубать китовый ус из туши. А двое
подошли к Федору, и один из них, с длинным пистолетом за поясом, ткнул Федора сапогом в
живот. Потом они взяли его за руки и потащили к воде. Федору ободрало спину, расцарапало
ноги, а с того места, где он упал, и назад до самой воды протянулся кровавый след – красная
полоса от разбитого Федорова колена, которое горело и будто распадалось на кусочки от
вкручиваемого в него всё глубже бурава. Матросы бросили Федора в шлюпку и стали грузить
её китовым усом.
1 Губовина – небольшой морской залив.
2 Фрегат – старинное военное трехмачтовое судно.
На
берегу развороченную кучу вонявшей китовины, обломки китовых костей да потухший
костер. А Федора Веригина и след простыл.
Натерпелись тогда промышленники горя: наехало из Колы начальство, пошли розыски да
сыски, и всё под страхом разорения и смерти. А через три месяца, когда пришла пора
возвращаться с промысла к Мезени, сложились промышленники по грошу и заказали попу по
Федоре панихиду.
Но Федор не сгинул. Отпетый, он через двенадцать лет воскрес из мертвых и снова
объявился на Мезени. Осенью, когда стали реки, он по тракту добрался ночью до
Окладниковой слободки и постучался в калитку у своего расползшегося вконец домишки.
Лаяла собака, а Федор дожидался и думал, что к забору непременно надо будет этой же
осенью поставить подпорки.
– Кого бог несет? – спросил женский голос, и калитка заскрипела на ржавых петлях.
– Марья, ты? – молвил чуть слышно Федор.
И в ответ ему раздался страшный крик, баба шарахнулась от него прочь и, упав
посредине двора, кричала и билась, как в падучей. Собака, задыхаясь, рвалась на цепи, и из
дому двором бежал к воротам мужик, второй Марьин муж.
Федор, узнав, что замужем Марья и что Алёнка, которую он носил по горнице на руках,
умерла от гнилой горячки запрошлой зимой, не вошел в избу. Он постучался напротив у
брата. Здесь он коротко рассказал, что на Коле двенадцать лет тому назад на него напали
англичане и увезли его с собой. Потом его пересадили на другой корабль и повезли в
тридевятое царство, где сдали в королевскую военную службу. Федор побывал за это время
во многих странах, видел и арапов и людей, с кожей, красной, как медный котел. Но о том,
как он выбрался из своей горькой неволи, сказал мельком и как-то смутно и больше уж
никогда к этому не возвращался.
IX. НА СПИНЕ УБИТОГО КИТА
Так сидели они вчетвером – Степан, Ванюшка да два брата Веригины – на спине убитого
кита не один уже час. У Федора всё ещё ныло колено, и душа у него ныла по Андрее,
пропавшем ни за понюшку. Кажется, сейчас только оба они возились, поправляя спутанные
ремни уключин в карбасе, и Андрей скалил сквозь усы свои желтые зубы, и вот теперь
сгинул Андрей, нет Андрея, будто его и не рожала мать.
Федор не помнил, как попало к нему в руки весло и как взобрался он с ним на спину