Берзарин

Скоробогатов Василий Ефимович

Хотя мы и удерживали вместе с 902-м полком занятый плацдарм, но 899-й в этой важной операции лаврами не был увенчан. Комдив находился в Ортвиге в 902-м полку на КП у подполковника Ленева, устроенном на территории сахарного завода. Там были пушки 771-го артполка. Они отбивали атаки немецких сил.

Ситуация, сложившаяся на участке 899-го полка, раздражала маршала Г. К. Жукова и генерала Н. Э. Берзарина. Где-то недалеко от Клоссова находился их КП. Туда были вызваны лично командир полка Сергей Артемов и начальник штаба Вениамин Маноцков. Им пришлось давать объяснение случившемуся. Маноцков позже мне подробно рассказал об этой встрече с командармом.

Они с командиром полка проехали километров пять на лошадях. На берегу

Одера стояло бревенчатое строение, заваленное досками. Тут же — настил для сушки сена, рядом — сторожка. В ней и был Берзарин в черной казачьей бурке. Сидел и что-то писал порученец Жукова.

Бой на Одерском плацдарме у Гросс-Нойендорфа

Состоялся напряженный диалог.

— Товарищ Артемов, — сказал Берзарин. — Вы знаете, что полк Ленева, заняв сахарный завод, удержался? Комполка представлен к званию Героя Советского Союза. А вы свою дамбу бросили на произвол судьбы. В чем дело?

— Дамба, товарищ генерал-лейтенант, — это земляная насыпь. Нас раздавила моторизованная дивизия. Потеряли там две трети батальона. Теперь мы нашли место, где бетон и кирпич, и обороняемся. Против остатков полка — немецкая дивизия, и подошла еще бригада.

— Дорогой мой полковник, — несколько оттаяв, произнес Берзарин. — Сколько вам лет?

— Скоро будет двадцать девять. В мае…

— Взрослый вроде бы человек, — уже спокойно произнес генерал. — Вражеские силы существуют не для того, чтобы их пересчитывать. А чтобы их громить. Вы же ранее занятые позиции уступили врагу. Частично уступили. Их придется возвращать. Мы дадим вам противотанковый дивизион. Комдив Галай дает из второго эшелона батальон 905-го стрелкового полка. Хватит вам?

— Мы тоже перегруппируем силы, — доложил Маноцков. — Батальоны окопались, боеприпасы есть. Свои позиции удержим, товарищ генерал!

— Добро! — заключил командарм. — Ступайте.

Впоследствии мы, офицеры и бойцы 899-го стрелкового полка, нередко слышали слова нарекания, явно несправедливые. За то, что вызвали волнение в высших штабах. Лично себя я ни в чем не мог упрекнуть. Попав на лед Одера, я, служа живой мишенью, поднял в атаку роту стрелков. Мы захватили вражеские траншеи и надолбы на окраине Гросс-Нойендорфа. Тогда, в ночь с 1 на 2 февраля, немецкая пуля раздробила мои кости. Спасибо расчету 76-миллиметрового орудия, возле которого я упал. Пушкари перевязали раны, вытащили с поля боя. На некоторое время я выбыл из строя. С ранением в грудь и руку, в бинтах лежал сначала в Клоссове, в санроте. А полк остался на своем плацдарме, воевал там в течение всего февраля и до середины марта. А 24 марта 1945 года, после выполнения своей боевой задачи, наш полк и всю 248-ю дивизию перебросили под город Кюстрин. С этого рубежа в апреле войска 1-го Белорусского фронта двинулись на Берлин. Меня эвакуировали в полевой госпиталь в Нойдамм. Там нас, раненых солдат и офицеров, посетил Николай Эрастович Берзарин. Он беседовал с нами, вручил награды. Я получил орден Отечественной войны II степени.

На другой день я, прогуливаясь во дворе госпиталя, увидел офицера, который направлялся к подъезду нашего корпуса. Узнал его по походке. Такая походка бывает только у прирожденных артиллеристов. Я бы назвал ее королевской. Да, это Владимир Жилкин, командир взвода управления из нашего 771-го артполка.

Владимир подошел ко мне. Я поинтересовался, какими судьбами его занесло сюда, в Нойдамм. Он объяснил:

— В дивизиях по распоряжению командарма формируются команды для отправки сюда, в «дом отдыха». Санчасти посылают сюда с передовой ослабевших и измотанных бойцов. Красноармейцам нравится этот курорт. Ванны, парикмахерские с одеколоном. Медосмотр и лечение, если

необходимо. Витамины. Я привез своих ребят — разведчиков, связистов.

Я повел Жилкина в кинозал, где ожидалось выступление московских артистов. Приехала даже Клавдия Шульженко. Сам командарм, генерал Берзарин пригласил сюда, на Одер, звезду эстрады, харьковчанку Клавдию Ивановну. Голос ее должны услышать герои перед штурмом Берлина. Услышали они песни и романсы «Синий платочек», «Молчание», «Руки», «Голубка»… Исполнена была и любимая командармом песня «Мой костер».

В зале рядом со мной сидел командир роты, капитан из 301-й стрелковой дивизии Сагадат Нурмагамбетов, Герой Советского Союза. Он сражался на Кюстринском плацдарме. Берзарин сказал о нем: «Герой — джигит». С ним были его однополчане: отважные артиллеристы, командиры расчетов 45-миллиметровых орудий, кавалеры орденов Славы Василий Иванов и Зиновий Савин. Свеженькие орденоносцы! Награждены за бои на Одере…

В госпитальных палатах оказались корреспонденты из «Красной звезды», два подполковника — П. Трояновский и Л. Высокоостровский. Они рассказали нам о своих встречах с генералом Берзариным.

— Мы, — сказал Трояновский, — просили Николая Эрастовича разрешить нам хотя бы на ночь перебраться за Одер. Но генерал не позволил, он нам сказал: «Я очень уважаю печать. И понимаю ваши намерения. Но сейчас нельзя. Пока рановато, с часу на час обстановка может осложниться — ждем вскрытия реки. Тогда вы там застрянете на несколько дней. А я понимаю так: газете нужны оперативные материалы. — Помолчав, генерал добавил: — Никакая сила нас с того берега уже не столкнет. Дополнительно переправляем туда артиллерию, зенитки».

Берзарин посоветовал осветить в «Красной звезде» подвиг командира батареи 902-го стрелкового полка капитана С. Седукевича. Этого капитана, бледного, худого, корреспонденты нашли у нас же. Офицер рассказал журналистам:

— Да, в первый день шли на нас тридцать танков и бронетранспортеров. Мы их бьем, они идут. Ведем самый беглый огонь, такой беглый, на какой только способны. Кострами пылают подбитые машины. А остальные идут. Вот упал наш боец Попов. Потом падает Кучеренко, и скоро у нас осталось только одно орудие. Но я должен сказать: одно орудие — тоже немалая сила. Но вот упал наводчик. Встал на его место…

— Нам рассказывали, что вы были дважды ранены и оставались в строю…

— Все раненые оставались в строю, — ответил офицер.

Вошедший в палату врач добавил, что Седукевич получил пять ран. Сказав это, врач попросил гостей дать раненому немножко отдохнуть.

…Много лет спусти, 18 марта 1980 года, подполковник в отставке П. Трояновский опубликовал в «Красной звезде» очерк «Подвиг на Одере», в котором также рассказал о мужестве командира полка Георгия Ленева. При этом, однако, отметил, что он, руководя боем, допустил не одну оплошность. Он мог бы помочь, например, стрелкам 899-го полка артогнем тогда, когда враг штурмовал дамбу и бойцам нечем было отбить натиск превосходящих броневых сил немцев. Я сам слышал, как полковник Артемов, встретившись с Леневым на праздновании трехлетия дивизии, вспомнил о критических замечаниях командарма в адрес штабов 902-го и 899-го полков, не сумевших в боях за Одер наладить толковое взаимодействие.

Глава шестая

МЕСТО ЕГО — БЕРЛИН

Фаустники

Пословица гласит: «У Бога всего много», в том числе и времени. Человекоподобным существам в Берлине, затеявшим Вторую мировую войну, времени не хватило. Вернер фон Браун, главный конструктор научно-исследовательского центра на полигоне «Пенемюнде» на острове Узедом в Балтийском море, не успел выковать новое сверхмощное оружие, а именно комплекс «фау». Серьезные надежды гитлеровцы возлагали и на атомную бомбу, однако в необходимые сроки они ее сделать не сумели.