Берзарин
Шрифт:
Исполнять приказание в числе прочих, воевавших в правительственных кварталах, должны были бойцы стрелкового батальона Виктора Боровкова.
Штурмовым подразделениям, действовавшим здесь, своевременно передали приказ о прекращении огня. Но… Вот уже 15.00 2 мая. И вдруг — стрельба. Бой за рейхсканцелярию еще не закончился? Неподалеку возник опасный очаг, где стрельба усилилась. Били пулеметы и автоматы, слышались взрывы. Бой не остывал.
— Что там за кутерьма? — возмутился полковник Артемов.
Штабники выяснили, что на позициях батальона Боровкова появилась невесть откуда немецкая бронетехника. Боровков пытается «успокоить» две панцирные единицы: бронетранспортер и прикрывающий его легкий танк. Откуда свалился этот
Командир полка распорядился:
— Кончайте побыстрее. Помощь нужна?
— Не помешает…
— Ваши координаты? Где вы находитесь?
Комбат доложил, что эта спорадическая схватка происходит на Инвалиденштрассе, на территории три дня назад повторно очищенного от противника квартала. Это примерно в 500 метрах от моста Хандкруг. Командир полка незамедлительно послал туда, Боровкову, взвод автоматчиков под командой старшего лейтенанта Яценко и парторга Пономаренко. Дал им поручение — «спасать» тех чинов немецкой иерархии, которые выскользнули из рейхсканцелярии. Такое могли себе позволить только крупные шишки. Прибыв к месту схватки, Яценко и Пономаренко сразу же получили от комбата два экземпляра уцелевших беглецов. Комбат сберег пленных в подворотне, приставив надежную охрану. Их состояние было плачевным. То были обер-ефрейтор СС с расквашенной, но уже забинтованной физиономией, и контуженая девица-немка в черном дождевике. Установили, что обер-ефрейтор управлял броневиком, а девица оказалась машинисткой стенографического бюро заместителя министра пропаганды доктора Фриче. Машинная барышня ( tippfraulein)назвала себя Эрной.
Типпфройляйн Эрна сказала прибывшим сюда офицерам разведки штаба нашего 9-го корпуса, что тут где-то должны находиться Мартин Борман, генерал Монке, шофер фюрера Кемпке, хирург Штумфергер. Что это, бред? А может быть, и не бред?
Размазывая по лицу кровь и слезы, Эрна несколько раз повторила имя Бормана, ближайшего соратника Гитлера, начальника партийной канцелярии НСДАП. По ее словам, Борман уже здесь, на Инвалиденштрассе, принял яд.
— Где, где они? — тормошил Эрну переводчик из разведки. Но она вся дрожала и действительно бредила. Однако из невнятных фраз можно было понять, что эти люди сидели в броневике. Но сейчас? Броневик и танк — это уже груда искореженного металла. А над танком еще поднимался дымок, эту машину доконали трофейные фаустпатроны.
Обер-ефрейтора и типпфройляйн заботливо уложили на носилки, словно это были античные знатные римлянин и римлянка. Корпусные разведчики увезли их к себе. Проводная связь с Боровковым работала плохо, и Артемов многократно повторял свое требование погасить очаг, вывезти в медпункт всё, что еще подает признаки жизни.
— Пленных нет больше, — повторял голос с Инвалиденштрассе. Да их уже и не могло быть. Металл и взрывчатка превратили живую плоть в кровавое месиво.
Всё вокруг утихло. В подвалах близ артемовского КП, где разместилась санитарная рота, врачебный персонал, медсестры и санитары колдовали над ранеными бойцами и офицерами. Неподалеку был пункт, где такую же помощь оказывали раненым немцам. А штабистов потрясла страшная весть: в схватке с прорвавшимися из фюрербункера немцами пали смертью храбрых заместитель командира батальона капитан Кошурников, командир
Следует отметить, что тогда Бормана, так сказать, правой руки фюрера, нигде не обнаружили. Обезображенных, обгоревших трупов было немало. Конкретно персоной видного фашистского функционера по-настоящему никто не занимался.
Однако до сведения любознательных довожу, что почти на протяжении четверти века о судьбе Бормана ходили лишь разного рода толки и пересуды. Были и всезнайки, уверявшие, что Борман улизнул из Германии и живет в Латинской Америке. Такая версия не нашла подтверждения. И только в апреле 1973 года в Берлине, на Инвалиденштрассе, при строительных работах обратили внимание на выброшенные с грунтом человеческие скелетные фрагменты. Судебно-криминальная экспертиза сделала вывод, что найдено захоронение Мартина Бормана. Домыслы и спекуляции прекратились. Генеральная прокуратура Франкфурта-на-Майне, рассмотрев материалы по эксгумации и разного рода свидетельства, определила: в 1945 году у моста Хандкруг был погребен Мартин Борман. Он юридически был признан мертвым.
Все стволы нашего полка стрельбу прекратили. И противник наш умолк, понадобилось некоторое время, чтобы люди, особенно те, кто сам вел огонь, пришли в себя. Тишина воспринималась по-особенному. Она казалась нереальной. Ее предстояло еще осмыслить. На Вильгельмплац оказалось многолюдно. Шли черные толпы немцев, мужчин зрелого возраста. Нашлось место, к которому они подходили и бросали свое оружие. В моем мозгу запечатлелись почему-то мужчины в гражданской одежде, бросающие автоматы в общую кучу. И уходящие в том направлении, которое им указали.
Накрапывал дождь. Мертвые глазницы окон, стены рейхсканцелярии прикрывал то ли туман, то ли дым. Чуть дальше та же картина — рослые здоровые люди с мертвенно-безразличными лицами и гора оружия. Их никто не конвоирует, они идут туда, куда их вели провожающие. Но толпа эта в пути самоорганизовывалась. Вслед за другими я, спотыкаясь о неровности у воронок, ям, натолкнулся на санитаров с ранеными, добрался до стен дворца. Людей много, движение хаотическое. На первом этаже, в заполненном солдатами коридоре, незнакомый офицер в чине полковника выкрикивал какие-то слова. Догадался я — этот здесь старший. Это — комендант. Он обратил внимание на меня — я был в черной кожаной куртке с погонами кавалериста (так меня обрядил наш снабженец, майор Косяк). Полковник подумал, очевидно, что я из Смерша — у них погоны окантовывались голубым цветом — чуть посветлее, чем у кавалеристов. Крикнул мне:
— Капитан! Убирайте всех! Убирайте всех!
Я не стал «убирать всех», а решил убраться сам. На выходе из развалин этого страшного объекта увидел командира 3-го батальона нашего полка Михаила Гершгорина, он и его бойцы бились на втором этаже здания. Но и их оттуда выдворили контрразведчики. Увидели мы и покидавшего здание командира полка Сергея Артемова. Нам тут делать нечего. Понимали: вот-вот появятся чины НКВД, прокуратуры, военного трибунала, толмачи-переводчики, корреспонденты, кинооператоры… Эта публика не заставит себя долго ждать. Теперь-то стрельбы нет! «И мы пахали!»
Тому полковнику в роли хозяина, коменданта, тоже не сладко. Надо оттеснить нормальных людей. И надо ждать начальство…
Через это многолюдье я вернулся во двор, где располагался командный наш пункт, наш пункт связи. По дороге услышал звуки громкоговорителя. Неподалеку остановилась машина с армейской радиоустановкой. Остановился и я, прислушался. Различил голос командарма Берзарина: четкие, рубленые фразы первомайского приветствия.
И еще передавалось сообщение Советского информбюро. В нем говорилось: