Беседы с Vеликими
Шрифт:
– Или наоборот: выпил-закусил – и захотелось. А вот это уже похоже на хорошую тоску… Если кто понимает.
Владимир Жириновский
«Мы себя еще покажем»
– Владимир Вольфович, я вижу у вас кипы книг в кабинете. Много читаете?
– Приходится постоянно читать, сейчас у меня книг пятнадцать лежит, я их понемножку читаю… Очень много нового, поэтому какой-то одной книгой заниматься не получается… В основном это история, публицистика, мемуары, анализ… Из последних – книга о международной мафии и коррупции, американский журналист изучал,
– Это для работы или для общего развития?
– Это все связано с работой. Вот еще Стариков, петербургский автор, новую книгу выпустил, там новые исторические факты про октябрьский переворот, про все те козни и последний период царского режима.
– По октябрьскому перевороту все еще нет официальной переоценки.
– Нет. Но это надо переквалифицировать как государственный переворот! А то у нас это памятная дата, день Октябрьской революции. Не русские слова… На самом деле «революция» – это от французского слова «револьт», то есть «мятеж», «переворот».
– Да и «октябрь» тоже не русское слово.
– Слово «октябрь» уже устоялось. А когда говорят «революция», то у нас часто в этом видят положительный смысл. Так бы и назвать официально – «мятеж», «переворот».
– «Бунт».
– Да, «бунт». И было бы другое понимание того, что произошло.
– Доживем мы до переоценки ценностей?
– …Казалось бы, давно с этим все ясно, все сказано – но из-за левых партий, КПРФ в основном, переоценки не происходит. Как конфетку сладкую коммунистам дают – не убирают мавзолей и седьмое ноября восстановили как День Октябрьской революции…
– И памятники Ленину до сих пор стоят.
– До сих пор стоят. И очень много улиц, площадей названы именами террористов, революционеров, то есть бунтовщиков. Надо так и называть их – бунтовщики, надо говорить, что это бунт. А то слово «революция» вроде хорошее и у людей впечатление, что это хорошо, что так и надо.
– Я вот много писал о том, что «Ленинский проспект» – неправильное название, незаконное; это было несправедливо – переименовать так Большую Калужскую улицу, причем без ее на то согласия.
– Да-да, таких полно, до сих пор «Войковская» – станция метро, а в честь кого она названа? В честь участника расстрела царской семьи. А город Ногинск?..
– Спрошу вас как любителя исторической литературы: скажите, с чем можно сравнить сегодняшнее время? С каким периодом в истории России?
– Если царский период взять, то это конец ХIХ века, Александр III. Он старался, чтобы было все тихо, ни с кем не воевать, и борьбу вел с теми, кто пытался навязать стране террор. Он ничего не провозглашал, ни к чему не призывал, он успокаивал страну и препятствовал тем, кто пытался ее расшатать. Если вернуться к сегодняшнему дню… Самое плохое – мы не знаем конечной цели тех, кто находится у власти. В этом плане прошлое можно оценивать, а нынешнее время – трудно.
– А они-то сами знают, как вы считаете?
– Тоже, может, не все осознают. Им трудно просчитать. Только задним числом легко все просчитать. Взять 17-й год. Никто не хотел объединяться вокруг царя, от него устали, все практически его предали. Все было против него – и все стало рушиться: вся система, все управление и государство в
– И у нас еще нет усталости от власти.
– Нет усталости, нет. В свое время устали от коммунистов и выходили на митинги в Лужники и на Манежную. Потом демократы и разочарование в них, а когда их немножко стали прижимать, то это вызвало симпатии. Нацболы, Каспаров, Касьянов и даже Немцов – они пытаются трансформироваться, но у них ничего не получится: во имя чего они могут позвать людей на улицы? Нет у наших людей такого энтузиазма.
– Нет накала страстей, который необходим для революции.
– Да, этот накал образуется столетиями или хотя бы десятилетиями. Чтоб случился 1917 год – 300 лет все закручивали! Декабристы, Пугачев, Стенька Разин, разночинцы, экстремисты… Повесили старшего брата Ленина. А еще и война четвертый год, раненые, убитые – надоело все, воевать никто не хотел уже. И потому Петербург зашумел. Когда Москва зашумела в 91-м году, это тоже 73 года накапливалось: того нельзя, этого нельзя. Сейчас, наоборот, все ведь можно в принципе, напрямую запретов нет ни в экономике, ни в идеологии, книги любые, Интернет, информация. Каспарову разрешают вести марши несогласных.
– А что у нас Ходорковский?
– Он за совершенные преступления сидит. Это хороший знак для народа: «Видите, наказывают хоть кого-то. А вам бояться не надо». Не только Ходорковский – сбежали Гусинский, Березовский, Невзлин и Чичваркин. Люди видят, что власть что-то делает, что убегают те, кого считают несправедливо богатыми.
– Бегут с корабля?
– Да. И народ это ценит! Людям приятно видеть строгость!
– То есть вы одобряете в целом деятельность власти?
– Ни в коем случае! Я просто объясняю, почему нынешние действия власти не вызывают протестов против самой власти. Верх удовлетворяет низы, и поэтому массового давления снизу на власть нет. И власть ничего не боится. Но мы оппоненты власти, мы никак с ней не связаны, мы в оппозиции. Мы считаем, что некоторые вещи надо делать по-другому.
– На 2009-й приходится двадцатилетний юбилей вашей партийной деятельности. Правильно я посчитал?