Беседы с Vеликими
Шрифт:
– А мне почему-то казалось, что вы на «БМВ» ездите.
– Служебная машина у меня «БМВ». А так я больше езжу на простой машине. Вот «Тигр» – это новый джип нижегородский, мощный вездеход такой типа «хаммера»…
– Ну что же, математически вы правы: простых людей много, а сколько там тех интеллигентов…
– Мало. Часть интеллигенции недовольна тем, что я ее критикую. Но что делать? Интеллигенция вообще всегда в России играла больше отрицательную роль. И при царе, и при коммунистах, и сейчас… Такая судьба у русских интеллигентов! Они всегда ворчат, всегда недовольны, всегда им хочется какой-то революции.
– Вы, как Ельцин, работаете на имидж своего парня.
– Я ничего не делал специально, никогда. Никогда я не придумывал ничего такого. Например, я десять раз посетил Можайскую женскую колонию, – мне было необходимо узнать, как содержатся заключенные. Я также посетил женское СИЗО в Москве. Посещаю воинские части: чтобы посмотреть быт солдат, стрельбища, столовые. Со студентами встречаюсь постоянно. Я исхожу из того, что для управления страной нужно знать реальные проблемы избирателей, а их можно увидеть, только находясь с ними рядом, оказывая им какую-то поддержку – от дома малютки до дома престарелых…
– Ирак. Сколько раз вы ездили туда?
– Больше пятнадцати раз. Я там бывал один-два раза в год. Последний раз я был там в сентябре 2002 года, перед войной.
– Хусейн – ваш друг…
– Никогда еще президентов никто не судил! Но если иракские спецслужбы проводили где-то зачистку, где же вина президента? Он ведь не отдавал приказов расстреливать невиновных.
– И Милошевич тоже был вашим другом.
– Ну, нельзя их называть моими друзьями. Один – коммунист, другой – мусульманин, а я ни то и ни другое. Они были жесткими руководителями, которые отстаивали интересы народов своей страны. Ирак был в блокаде, Югославия в блокаде, их бомбили каждый день, и после этого их еще и обвиняют! Обвинять надо Америку. И ее обязательно обвинят лет через десять. Ну или двадцать.
– Кто?
– Какой-нибудь трибунал – ооновский, европейский, китайский или исламский. Они же бомбят кого хотят, сколько уже было злоупотреблений, сколько людей погибло!
– Многие политики читают по бумажке. А вы…
– Все сам! Никогда не подглядывал ни в какие бумажки, а всегда выступал, глядя аудитории в глаза. Я никогда не имел никакого помощника, который бы меня к чему-то готовил. А вот Зюганов и другие коммунисты по старой привычке выходят на трибуну и по бумажке читают написанные другими людьми тексты. Это слабость! Они чужие мысли излагают, а я только свои. Открыто, быстро и доходчиво. Употребляя ту лексику, которая доступна людям. И им понятно, о чем я говорю.
– И Черномырдин был такой.
– Да… Он сейчас на обочине. Был председатель правительства, потом посол – это резкое понижение! Тоже случайный в политике человек. Он был хороший специалист по газу в Оренбурге, потом дошел до министра. Надо было, конечно, остановиться, а он в ельцинскую команду влез… Заработал, правда, бешеные деньги.
– Немцов еще хорошо говорит.
– Но он ушел из большой политики –
– Вы понимаете, что большей частью своего успеха обязаны своему артистизму и природному обаянию?
– Ну, это мои личные качества. А еще – умение говорить на любую тему с любой аудиторией; это мне лично присуще и дает положительный результат! Все это без репетиций, без имиджмейкеров. Это – мое.
– Не берете уроков актерского мастерства?
– Нигде и никогда.
– Но и не даете пока.
– Не даю и не беру. У меня нет желания кому-то понравиться, веду себя естественно. Это привлекает людей. Все само по себе происходит. Специально я для имиджа ничего не делаю. Есть водка «Жириновский», одеколон с моим портретом – я это не выпускал. Просто у меня попросили разрешения, и я его дал: пусть выпускают, это связь с избирателем! Я не считаю себя певцом, но вот попросили – я озвучил несколько песен в студии, и все. Это не мои идеи, я просто согласился на это.
– Вы могли бы стать великим артистом.
– Не хочу. Потому что там надо играть чужую роль, которую даст режиссер, это искусственно. А я по жизни люблю все естественное, искусственное меня раздражает.
– У вас много регалий: полковник, граф…
– Мне многие давали звания – и атамана, и генерала казачьего, но официально я полковник. А также я заслуженный юрист России, профессор международного права и доктор наук. У меня много еще разных титулов и званий, по казачьей линии, по линии дворянских обществ и так далее, и с медалями у меня целый сейф дома. Но я говорю только о том, что официально.
– Все-таки как вы относитесь к тому, что вам присвоен графский титул?
– Ну, они хотят – пускай присваивают… Это же чисто символически. А я учитываю только то, что дается указом президента.
– Вы делаете многое из того, что другие люди хотели бы делать – да не могут себе позволить. В 94-м году вы сорвали погоны с гаишника, который вас остановил…
– Это не было срыванием погонов… Я просто немножко жестко с ним поспорил, когда он незаконно задержал моего водителя. Позже был другой случай, в Тамбове, мы там проводили акцию, пришел какой-то подполковник, начал нам мешать всячески – и я ним жестко поговорил. Настолько жестко, что он попал после этого в больницу. А так я никогда не срывал погонов, я не имею на это права. Это может сделать только министр обороны. Он мог бы вызвать виновного офицера, действия или бездействие которого привели к большим преступлениям, и сорвать с него погоны. Толку от этого было б больше, чем от комиссий…
– Вам не раз предъявляли обвинения, что вы помогали Ираку, а вам за это давали квоты на нефть.
– Никто мне ничего не предъявлял! Так, писали в газетах… Но мне ни одной копейки не дали в Ираке. Какие квоты? У меня же не было нефтяной компании. А то, что я поддерживал Ирак, а сегодня Иран поддерживаю, – это правда. Потом кто-то скажет, что мне Иран давал квоту… Нам выгодны торговые отношения с Ираном и Ираком. Они готовы покупать у нас все – машины, самолеты, вооружение и многие другие товары.