Бешеный прапорщик. Части 1-9
Шрифт:
Зиночка грациозно, как это могла только она, подошла к столу, бережно, обеими руками обняла генерала и прижалась щекой к его плечу. Поистине, в ней было какая - то магия. Из тела уходила усталость, а из сердца - боль. И именно сейчас Федор Артурович решился рассказать хотя бы часть правды о том грузе, который свалился на его плечи.
– Зина, мне, действительно, очень нелегко. Наши штабные "маркони" передали тяжелую весть - вчера в Кисловодске умер мой брат. А ведь ему не было и 50!.. Проклятая контузия свела его в могилу, а ведь и я, тоже, был контужен. Это случилось давно, но теперь мне кажется, что я слышу в голове чей-то голос, и... просто боюсь сойти с ума. Ты единственная, кому могу довериться. Я не знаю, что мне делать?! К кому обратиться за помощью?! Я не могу с этим жить, иногда просто хочется взять шашку в руки и броситься в рукопашную на австрияков. Если суждено погибнуть, то в бою, а не в доме для умалишенных.
– Я тоже заметила, что с Вами не все ладно, Тэодор, но, кажется, знаю, кто сможет помочь, - Мажарова присела рядом и, положив свою маленькую ручку поверх богатырской длани
– На курсах сестер милосердия с нами проводил занятия один замечательный доктор - Михаил Николаевич Голубев. Могу признаться, что все слушательницы были в него немножко влюблены, даже я, - Зиночка чуть покраснела и кокетливо стрельнула глазками в сторону Федора Артуровича.
– Так вот этот врач, искал и смог найти способ лечения контузий. А недавно я просматривала подшивку газет, и, представляете, нашла о нем самые свежие вести. Оказывается, сам академик Павлов аплодировал ему на Пироговском съезде, когда доктор выступил с резкой речью в защиту Государя и Государыни от доморощенных якобинцев. Теперь Михаил Николаевич работает в Подмосковье и, вместе с профессором Ижевским творит чудеса исцеления. А патронирует им лично знакомый Вам принц Александр Петрович Ольденбумргский. Я уверена, что они смогут Вам помочь.
Этот "сеанс психотерапии" продолжался еще час, хотя Федор Артурович и не возражал бы и против большего срока "А если, перенести отъезд на завтра? Тогда сегодня вечером можно..." - всплыла в голове генерала провокационная мысль, но ее вспугнули два обстоятельства - явное одобрение и поддакивание зашевелившегося в подсознании "беса" и деликатный стук в дверь с последующим докладом вошедшего адъютанта: "Автомобиль готов, ваше превосходительство, пора выезжать - до отхода поезда остался час".
– Сейчас буду, ждите меня в машине - ответил Келлер и, когда они опять остались наедине, склонился перед любимой женщиной, нежно касаясь губами ее руки. Зиночка по старинному обычаю, поцеловала его в голову и, желая не затягивать мучившую их обеих сцену прощания, произнесла: "Поезжайте, mon general, да хранит Вас Господь. А я...а я буду ждать, и молиться за Вас" - и не в силах сдержать слезы выбежала из комнаты. Уже позже, в купе, пока денщик Прохор расставлял вещи, генерал, снимая китель, обнаружил в его кармане маленький нательный образок святого Пантелеймона - целителя бережно завернутый в хранящий аромат "Букета императрицы" кружевной платочек. Не смотря на то, что Федор Артурович был лютеранином, он повесил образок на шею, возле крестика. Маршрут путешествия предполагал несколько остановок, и первой из них был Кисловодск. Прибыв в этот город, генерал в первую очередь посетил кладбище, на котором совсем недавно был похоронен его брат, затем визиты с соболезнованием к родственникам усопшего, неизбежная встреча с нотариусом, позволившая уладить все наследственные вопросы и прочие малоприятные обязанности. Все это просто измучило Федора Артуровича, у которого ныли плохо зажившие раны и в унисон к ним возникали сильные головные боли. А посему, он изменил свое первоначальное решение ехать на лечение в Харьков, в котором с начала войны жила его семья и, воспользовавшись любезностью начальника местного военного госпиталя (в который фактически превратился весь Кисловодск) отправил телеграмму Верховному начальнику санитарной и эвакуационной частей с просьбой о встрече. Принц Александр Петрович Ольденбургский, был не только лично знаком с боевым генералом, но и отлично знал о том уважении, которым пользовался тот в ближнем кругу Императора, не заставил себя долго ждать с ответом: "Через неделю, 18 июля - прибываю в Москву со своим поездом. Стоянка двое суток. Буду рад Вас видеть". Имея некоторый запас времени, Келлер с благодарностью согласился на предложение начальника госпиталя после врачебного осмотра посетить бальнеологические учреждения Кисловодска расположившиеся на Тополевой алее. Бассейн с подогретым нарзаном, и новинка того времени особая гидромассажная ванна "велленбад", а в перерывах между процедурами прогулки в боковых пристройках здания несколько улучшили физическое и эмоциональное самочувствие старого солдата, а посему Федор Артурович отбыл в Москву, в гораздо более лучшем настроении и с надеждой на успех. Необходимо отметить, что война еще не успела сильно сказаться на работе железных дорог в глубоком тылу. Строились новые линии, формировались составы. Во второй половине лета планировался пуск скоростного поезда "Кисловодск - Москва" и перед его первым рейсом, в первопрестольную в двух вагонах первого класса должна была отправиться группа инженеров и чиновников - путейцев т.с. "для последней проверки готовности". Естественно, что для боевого генерала, героя хотинской битвы и просто человека, чья фамилия в этом, по сути, не самом большом городе была на слуху, выделили отдельное купе. Не был позабыт и верный Прохор. Необходимо отметить, что в Российской Императорской Армии денщики составляли некую касту, в которой как в зеркале отражались обычаи и порядки, которые сложились в различных воинских частях. Если не считать отдельных фактов самодурства, то в целом между офицерами и их денщиками складывались несколько фамильярные, а часто и патриархальные отношения. Рядовой JI.-Гв. Драгунского полка Прохор Иванович Найденов, попал в категорию нестроевых после того, как потерял по одной фаланге на двух пальцах правой руки в результате взрывов устроенных в Калише польскими социалистами, а точнее отпетыми боевиками и террористами, жаждущими уничтожать все, что ассоциируется с "москальским быдлом и схизматиками". И с тех пор стал тенью и ангелом - хранителем Федора Артуровича. Он строго следил, что бы "их превосходительство" не остался голодным, мог под шрапнелью доставить термос с горячей едой и старался
Устало выпустив пар, один из лучших локомотивов Империи по прозвищу Русская Прери прибыл на излюбленный "пункт швартовки" большинства московских железнодорожников - Казенный винный склад Љ 1. Но наполеоновские планы по "разграблению" винных запасов были сорваны полученной телеграммой: "Поторопитесь освободить платформу. Через полчаса прибывает поезд принца Ольденбургского".
Всеобщее разочарование не разделяли, пожалуй, лишь генерал Келлер и Прохор, которым изрядно надоела дорога, хотелось смыть с себя мельчайшую угольную пыль - неизбежную спутницу путешествующих по железной дороге и просто размять ноги.
И они успели совершить небольшой моцион, как к платформе подошел личный поезд принца.
Федор Артурович по въевшейся в кровь и плоть военной привычке скользнул рукой по фуражке, отдернул китель и без того идеально облегающий его фигуру, сохранившую юношескую стройность и направился к середине платформы, где уже сформировалась группа встречающих. В ней наряду с разноведомственными чиновниками преобладали отблескивающие серебром погоны военных медиков, некоторые из них были даже украшены вензелями коллежского асессора Императорской военно-медицинской академии и статского советника Московского военного госпиталя Петра Великого. На вицмундирах поблескивали целые созвездия орденов Станислава и Владимира.
Увидев неспешно приближающегося генерал-лейтенанта гигантского роста, присутствующие мгновенно развернулись к нему лицами, ухитрившись при этом сохранить построение в соответствии со старшинством чина. В первую очередь они мгновенно оценили ордена Святого Георгия 3 и 4-го классов, а также знаки отличия тех же степеней на генеральском кителе. Инстинктивно чиновники и медики опустили глаза на собственные награды. Но, увы, все они были без мечей...
Подойдя ближе, Федор Артурович приложил правую ладонь к фуражке в ответном приветствии и представился:
– Добрый день, господа. Честь имею представиться генерал-лейтенант граф Келлер. Позвольте присоединиться к столь представительному собранию и встретить его Императорское Высочество?
Естественно, что согласие было высказано единодушно и прозвучало хором. Далее последовала церемония представления, которую невольно прервал сам Федор Артурович. Граф, не страдающий близорукостью, заметил стоявшего позади всех медицинских "полковников" и "генералов" пожилого мужчину с погонами полкового зауряд-врача и, вызывая недоуменные взгляды собравшихся, остановился перед ним.
На его далеко не новом мундире одиноко висел потемневший от времени серебряный крестик - тот, который в народе именовали "солдатский Георгий".
Дело в том, что чиновники, встречающие принца, на собственном опыте были знакомы с его решительным и взрывным характером, нетерпимостью по отношению к разгильдяйству и неисполнительности. А учитывая то, что находясь на театре военных действий, Александр Петрович подчинялся непосредственно Верховному главнокомандующему, а за его пределами - непосредственно императору, последствия для проштрафившихся чиновников могли быть весьма печальными. Смягчить сердце генерала от инфантерии, который отличился личной храбростью в русско-турецкой войне, могло присутствие или красивой женщины, или участника тех далеких, но славных лет. С подходящей дамой на это раз не повезло, вот и пришлось пригласить Евстафия Ивановича Водкина, который будучи студентом медицинского факультета Московского университета, летом 1877 года сбежал на войну - освобождать "братушек" от турок. Отличился личной храбростью, вынес с поля боя не один десяток раненых, за что и был награжден Знаком отличия Военного ордена 4-й степени. После окончания военных действий завершил учебу и решил связать свою судьбу с армейской службой. Но, ершистый характер, неумение кланяться и, самое главное, кристальная честность, мягко говоря, не способствовали карьерному росту. А далее появилась привычка, возможно навеянная историческими корнями фамилии, искать утешения в хлебном вине. Но при этом громадный опыт, который, как известно не пропьешь, природное чувство диагноста, умение практически голыми руками оказать помощь при ранении или травме всякий раз удерживало начальство от увольнения его в отставку.
А посему, поднимая рюмку, наполненную до краев продукцией произведенной товариществом "Бекман и К№" Евстафий Иванович декламировать вслух самому себе строчки, написанные одним из его друзей, отставным поручиком:
"Пускай полковником не стал,
Вельможных дланей не лобзал
И пред "моментами" не гнулся.
Я помню с детства: "Аз, воздам!"
Оценит Бог нас по делам,
Не за умение прогнуться!"
– Бог мой, Евстафий Иванович, неужели это ты?!
– негромко произнес генерал.
– Какими судьбами? Вспомнил, как перевязывал лейб-драгунов под турецкими пулями, и снова рвешься в бой?