Бесконечное лето: Город в заливе
Шрифт:
— Я запомню этот момент, — сообщила она.
Я покладисто кивнул. Ну, хочется ей оставить моральное превосходство за собой — пускай. У каждого в голове живут тараканы разных пород и размеров.
— Ну что вы там? — донесся сверху голос Датча. Не думаю, что он подслушивал, просто время и вправду истекало. — На левом траверзе наблюдаю огни на воде, беспокоюсь — не нас ли ищут, часом?
— Думаю, что
— Выездное заседание ансамбля смерти и разрушения «Черный совенок» объявляю открытым! Как говаривали когда-то японские летчики-камикадзе, выпивая последнюю чашечку саке — «поехали!»
***
В отличие от оптимиста Рейхардта, Билл Хойт радужных настроений относительно их грядущего похода не разделял. Слишком многое пошло не так с самого начала — причем это были не мелочи наподобие, скажем, усиленной охраны на катере — а нечто куда более серьезное. Ложная поломка, непонятный груз на дне, который доставали чужие аквалангисты, ни в какую логику не укладывающиеся способности этой пятерки ребят… Здесь что-то было очень крепко не так. А раз было — то, наверное, могло еще и не закончиться?
Иными словами, Билл Хойт готовился к разным поганым сюрпризам — по крайней мере, морально. И когда сразу три катера, едва отчалив от пирса, внезапно зачихали черным дымом — точь-в-точь как «Черная лагуна» накануне — а радиоэфир донес ругань механиков, сообщающих, что неведомым образом повсюду закончилось топливо — он даже не особенно удивился.
Зато Рейхардт был в ярости.
— Как оно могло кончиться, олухи! — орал он по радио, размахивая микрофоном и кружа по комнате, похожий на здоровенного привязанного пса. — Ваша задача была еще с вечера залить баки! В хорошем смысле этого слова! А вы… что значит залили? А куда оно делось, по-вашему? Волшебным образом, скажете, испарилось? Магическим?.. — он осекся. — Так, вернуться и пришвартоваться обратно сможете?.. Понятно… Буксир вызывайте, значит. Нет, мы вас тянуть не будем, у нас другие дела. Давайте. Все.
Он утер потный лоб ладонью, брезгливо, левой рукой, достал из правого кармана платок и промокнул мокрые пальцы.
— У трех катеров внезапно кончилось топливо, а у четвертого — твоего, Билл — нет. Почему?
Билл Хойт невесело ухмыльнулся.
— На самом деле, у нас тоже дело дрянь, Рей, — сообщил он. — Основные баки — под дном кают-компании — пусты. Не знаю, как это у них получилось, но факт. Ситуацию спасают пока только запасные — по бортам. Наверное, про них они просто не знали. Надолго их не хватит, конечно, но несколько часов мы продержимся. Кто такие эти ребята, Рей? С кем или чем мы на самом деле связались?
— Понятия
— Есть точка в паре миль к северо-востоку, — сверился с показаниями прибора Билл Хойт. — Дрона сейчас не запустишь, конечно, но ставлю свою лохань против твоих старых семейных трусов — это они. Они самые.
— Прекрасно, — откликнулся Рейхардт. Круглое лицо не выражало никаких эмоций. — По достижении огневой дистанции — огонь из гранатометов и автоматических пушек на поражение. Выплывших обездвиживать пулями в корпус и оперативно вылавливать из обломков. После этого вколоть пять кубов морфина, мешок на голову и в трюм. И пускай там спят и видят сны — так оно будет безопаснее.
***
Боже ж ты мой, что это за блаженное чувство, что за радость такая в душе! Полная, всеохватывающая свобода, словно выбрался из душной каморки на свежий воздух, куда-нибудь высоко в горы, или вышел из теплого тропического леса на берег прекрасного озера, где над водой клубится туман и, а в глубине горят колдовским блеском неведомые фигуры. Я будто смотрел в бездонное небо, следя за приближающимися точками звезд — а они все росли в размерах, все набухали, как капли дождя на ветровом стекле автомобиля, и, в конце концов, становились такими огромными, что буквально вбирали меня в себя — и я поддавался их волшебству, и позволял нырнуть вглубь.
Внутри было не так горячо, как мне чудилось вначале — не больше, чем от железной печки-буржуйки, но зато какие цвета, какое великолепие образов и красок.! Незабываемые узоры, медленно перетекающие друг в друга, как на картине «Звездная ночь» Ван Гога… Помню, как я когда-то искал ее в Амстердаме, в одноименном музее — обошел все залы, рассекая тихие струи кондиционированного воздуха, перешагивая через подростков, сидящих на лестницах и в проходах — но так и не нашел.
Правда, нельзя сказать, будто сходил совсем уж зря, мне тогда очень понравилась картина «Пшеничное поле и вороны». Не видели? Ультрамариновое небо, ярко-желтая, выжженная солнцем пшеница, в которой проделана колея, будто от телеги или фургона — и в отдалении над чем-то, лежащим далеко в поле, вьются вороны. Не знаю, у кого как, а у меня всегда возникали вопросы — что они там такого нашли? Над чем вьются? Кто — или что — там лежит, уставившись вытекшими мертвыми глазами в эту жутковатую небесную синь? Понимаете?
Здесь, правда, ничего похожего на это не было — водная гладь под светом луны мерцала обломками жидкого стекла, «Черная лагуна» быстро уходила от острова, оставляя за кормой пенные бурунчики, как в джакузи, а вслед… да, в отдалении уже слышался ровный и сильный ропот чужого двигателя. Так я и знал, что не справлюсь, что-то с топливом все-таки вышло не так, как хотелось бы. Впрочем, никакого значения это не имело — по крайней мере, для меня теперешнего.
<