Бесконечность любви, бесконечность печали
Шрифт:
– Кира... Что ж ты раньше не позвонила? Я еду! Я быстро! Запри дверь и никого не впускай!..
– в трубке послышался какой-то грохот.- ...Телефон уронил! Сейчас...Уже оделся...Вызову такси и тебе перезвоню!
Дрожа всем телом, Кира закуталась в одеяло, вся съежилась и стала ждать.
– ...Бегу вниз...
– сквозь слышимый в трубке топот вскоре отчитался Артем.
– Сказали - пять минут... Лифт, как назло, не работает... Ты как?
– Никак, - всхлипнула девушка.
– Страшно.
– А
– А ты почему не позвонил? Не видел, как я психовала?
– Так ведь я не понял, что случилось... Марьяливо, пожалуйста, и как можно быстрее, - поторопил он, вероятно, водителя такси.
– Уже еду!
– доложил Кире и продолжил: - Едва тебя догнал, а ты села в машину и умчалась. Бросила одного, под дождем...
– Я...я торопилась к маме!
– тут же сориентировалась по ситуации Кира.
– Просто не могла тебе объяснить, но меня словно что- то толкало внутри: домой! Приехала, зашла переодеться, потом спустилась, а она лежит, - и снова разревелась.
Но уже не от страха. Скорее, осознав, что ее рассказ выглядит более чем правдоподобно, она вошла в образ горюющей дочери и заплакала от жалости. К самой себе.
– Прости, родная!
– в голосе Артема послышалось отчаяние.
– Прости, я виноват. Зря не поехал следом, не позвонил раньше!
– Конечно! В это время ты, наверное, уплетал за обе щеки торт, - уколола его Кира.
– Для тебя вчера важнее всего была та женщина м... ее сын. Разве я не права?
Молодой человек только сокрушенно вздохнул в ответ.
– Уплетал торт, радовался, смеялся... А я... В больницу за скорой... Врачи сказали, до утра может не дожить... Ма-моч-ка-а-а-а... завыла она.
– Кира, родная моя, не плачь! Прости, прости!.. Не плачь, родная!.. Я скоро... Эх, батарея садится!
– с досадой сообщил он.
– Забыл телефон на подзарядку поставить! Подъеду - сразу наберу. Жди!
«Куда ж я денусь?» - шмыгнула она носом и тупо уставилась в стену напротив.
Сколько она так просидела, не известно. Показалось, что долго, даже задремать успела. Тем неожиданней прозвучал заставивший вздрогнуть телефонный звонок.
– Я внизу, у калитки!
– отрапортовал в трубку Артем.
– Открывай и ничего не бойся. Я попросил таксиста подождать, пока не удостоверюсь, что в доме все в порядке.
– Хорошо.
Отодвинув кресло, Кира приоткрыла дверь и выглянула в залитый электрическим и солнечным светом холл второго этажа.
«Теперь хоть высплюсь, - подумала она, спускаясь по лестнице.
– Пусть сторожит мой сон... Сказать, что беременна, или нет?
– вернулась она к связанной с Артемом теме.
– Нет, не буду ни говорить, ни сохранять... Из него и без детей можно веревки вить...»
11
Вадим подъехал к офису, удачно припарковался, но долго не
Не удивительно - почти не спал. Вернувшись в квартиру матери с диктофоном от Потюни, Вадим закрылся в своей комнате, поставил кассету и стал вслушиваться в диктофонную запись. Сначала прогнал весь разговор, затем повторил отдельные части, фразы, слова. Чутко улавливал звуки, посторонние шумы и в конце концов будто наяву представил маленькое кафе-забегаловку, двух женщин за столиком, чашки с остывшим кофе. В какой-то момент даже почувствовал его прогорклый запах. Почему именно такой, объяснить сложно. Но именно запах, а не аромат, и именно прогорклый, а не свежий, душистый.
И, наконец, абстрагировавшись от лишних шумов и ассоциаций, он составил психологические портреты собеседниц. Бесспорно, та, что постарше, на голову выше юной студентки: в выгодном свете преподносила факты, умело давила, легко обнаружила трещину в, казалось бы, устоявшемся представлении девушки о том, «как надо» использовать информацию, и бросила туда «взрывпакет». Попала удачно, прямо в совесть: оглушила, ослепила, а дальше повела за руку к «спасительному выходу». Раскачала ситуацию и добилась своего. Что ж, интриганке Балай в данном случае можно поставить высший балл. А вот Кате...
«Главное - понять, кто на кого охотится», - вспомнилось Вадиму.
– Правильная, но наивная девочка Катя в те годы понятия не имела о подобной охоте. Впрочем, любой едва оперившийся птенец вряд ли смог бы противостоять матерому хищнику... Соскучился по ее голосу», - вдруг понял он и глубоко вздохнул. Хотя, скорее, простонал.
Сейчас, имея полное представление о том, что случилось много лет назад, и понимая, почему Катя написала ту злополучную статью, он готов простить ее окончательно. Уже простил. Оставалось извиниться за то, что обидел ее недоверием, подозрениями. Почему-то сегодня он острее, чем когда-либо раньше, чувствовал вину, корил себя за то, что не поехал к ней сразу, не выяснил все от и до. Увы, привычка обуздывать эмоции и не рубить с плеча сыграла плохую роль: гнев и обида перебурлили, перекипели в адском котле внутри его души, беспощадно уничтожив все живое...
И вот все утихло, успокоилось - и не осталось ничего... Хотя по большому счету ему не в чем себя винить - он не устраивал разборок на повышенных тонах, не бросал сгоряча обидных слов. А встретиться и поговорить спокойно можно в любой день. Вот только зачем? Их свидание ничего не изменит, лишь разбередит затянувшуюся рану... И Катю стоит пожалеть. Пусть наслаждается грядущим материнством с чистой совестью: прямой ее вины ни в чем нет, да и косвенной, если разобраться, тоже. Нашла в себе силы, извинилась. Притом публично, это дорогого стоит. Иные так и умирают с камнем на душе. И ему чувство вины следует по капле из себя выдавливать - какой от него толк?