Беспамятство
Шрифт:
– Чего орут? — спрашивал Роман жену.
– О, Господи! Да как же им ещё выражать свои чувства, когда они не умеют говорить?
В отсутствие Семицветика он с детьми не церемонился. Старшему сыну, хныкавшему в детской кроватке, так шлёпнул ладонью по затылку, что тот выбил передний зуб о деревянную спинку. Для жены Рома сочинил какую-то небылицу. Она не сокрушалась: зуб молочный, а дети часто падают. Рома рукоприкладством больше не занимался, но снисходил до общения с детьми лишь после того, как те начинали соображать. Однако тогда уже они его сторонились. В общем, каждый остался при своём интересе,
Когда двое пошли в школу, а младшая в садик, Светик вздохнула свободнее, только ненадолго: тяжело заболел отец. Дочь очень любила своего замечательного
Для Романа ничего не изменилось. Невозможность взаимной любви с Лялей он воспринимал за отсутствие иной любви как таковой. Любовь Светки казалась ему всего лишь привязанностью, лёгкой забавой но сравнению с тем беспредельным неутолимым чувством, которое он испытывал к Ляле. Рома ощущал себя сиротой, одиноко стоящим посреди толпы. Вокруг толкалось, ходило, пело, рассуждало, блевало и испражнялось множество подобных, но абсолютно чужих, иначе мыслящих и чувствующих существ. У них были свои радости и печали, не такие, как у него. Никто и не старался вникнуть в суть его горя, может, и к лучшему - значит, не мог коснуться грубыми руками незаживающей раны - любви к Ляле.
Он понимал всю нелепую театральность любви без взаимности, и это понимание своей неприкаянности тоже входило в нелепость бытия, в котором ответом на пламенную любовь почти никогда не бывает благо. Большего издевательства Создатель не мог и придумать. Всякое наслаждение предполагает наказание, как в физике - сила действия равна силе противодействия. Но какое удовольствие получил он? Земная жизнь принесла ему столько разочарований, что должна быть расценена как превентивная кара за грехи, которых он не совершал. Ну, ладно бы ад на земле сулил рай на небе — так и это не обещано. Так ни в философии, ни в религии Рома утешения не нашёл.
Годы бежали без остановок. У старшего сына начал ломаться голос и пробились мягкие усики. Света с изумлением сообщила мужу:
– Дети как выросли! Жизнь быстро проходит.
Нет, медленно, - возразил Рома, - но проходит, это ты удивительно точно подметила. И каждый день похож на другой. Вся наша жизнь - простое перемещение от того, что было, к тому, что будет.
Светик весело рассмеялась, вспомнив, как много успела за каких-то пятнадцать лет. Но мужу возражать не стала. Она снято верила, что добро когда-нибудь отзовётся. Ей в голову не приходило, что «когда-нибудь» — это не завтра и не послезавтра. В масштабе человеческого времени - скорее всего никогда.
Глава 9
Покинутый Рома в минуту сентиментальной откровенности сказал: «Моя душа - сплошная рана». Так Ляля ощущала себя сплошной любовью. Плавные движения выдавали томительную негу, глаза сияли и ловили своё отражение в зрачках прохожих. Понимают ли они, какой потрясающей может быть жизнь? Да, они понимали, что такие улыбки блуждают лишь на губах зацелованных счастливиц, и стремились хотя бы по касательной задеть этот круг восхитительной благодати. Аура удачи притягивает так же, как отталкивает печать невезения, и даже искушённой женщине никакими уловками, кокетством или многозначительным молчанием не скрыть, что её бросил человек, которого она всё ещё любит. Но Лялю бросать никто не собирался.
Любовь - это чудо, дарованное ни за что. Никакие заслуги чуду не предшествуют. И кто сказал, что чудеса в материальном мире невозможны? Запамятовали скептики об открытии отца квантовой теории Планка, который еще сто лет назад
Некоторое время назад Ляля тоже представить не могла, что центр её весёлого и разнообразного мирка, давно устоявшегося и удобного, может переместиться в область одной лишь любви — чувства неоднозначного и опасного по последствиям. Однако переместился. При этом чудом оказался не сам возлюбленный, а та возвышенная страсть, которая вспыхнула между ними и не угасала, а только разгоралась. Карьера и диссертация отодвинулись на второй план. С красным дипломом Ольга без проблем поступила в аспирантуру и, хотя намерения защититься и стать доцентом не оставила, занималась без прежнего рвения, приспособив своё расписание к рабочему графику мужа, чтобы использовать каждую свободную минуту для общения. Однако Максим вкалывал на Большакова честно, по полной программе, и у Ляли образовывалось много лишнего времени. Она спала до полудня, занималась пополнением гардероба, посещала спорт-клуб, фитнес-студию, приобрела отличный искусственный загар. Хотелось выглядеть привлекательной, модной, неповторимой в глазах любимого человека и в своих собственных тоже. Чуду надо соответствовать.
Нина Фёдоровна, которая должна бы радоваться, что дочь много времени проводит дома и скрашивает ее одиночество, с трудом сдерживала раздражение:
– Встаешь в двенадцать, завтракаешь кое-как. Это ненормально.
– Какая разница? Вот умру, кому будет интересно, когда я вставала, что ела?
– сказала как-то Ляля, не задумываясь, с единственной целью — отвязаться от матери.
И сама себе удивилась: безмятежно счастливая, даже несколько расслабленная от того, что с рождения всё желаемое свершалось, как в сказочном сне по мановению волшебной палочки, она ни с того ни с сего вспомнила о смерти. По спине пробежал неприятный холодок: с языка просто так ничего не срывается. Она не была суеверной, как мать, и не очень верила в знаки, но тем не менее. Над кем-то в этом доме пролетел черный демон, вбросив в сознание неожиданное слово.
– С чего тебе-то умирать?
– спросила Надя тоном, не оставлявшим сомнений, что если кому-то и плохо, то только ей.
– Все умирают. Помнишь сказки Андерсена? Без смерти невозможна жизнь. Если смерти нет, всё дозволено, а это — хаос.
– Мудришь, как всегда. Надо жить, как живут остальные, и кушать вовремя. Должен же быть какой-то порядок, смысл?!
– возмущение, наконец, прорвалось наружу.
– Должен. Но его нет, — тихо сказала Ляля.
Странно, смыслом её жизни давно стала любовь к Максу, это не подлежало сомнению. Отчего же вдруг сегодня возникла неуверенность? Однако матери она сострадала искренне. Нежность и ласки, которых они давно друг другу не дарили, требовалось чем-то компенсировать. Откровенность - вполне достойная замена. Ляля, познавшая мир лишь с красивой, радостной стороны, вряд ли сознавала, что правда не всякому по плечу и часто похожа на лекарство, которое, врачуя, убивает.