Беспамятство
Шрифт:
Ещё бы! Рано. Она имела разнообразный опыт и хорошую ассоциативную память. К тому же давно усвоила, что собственных слабостей — по разным причинам - люди не замечают или не признают, Старость же — при любой мудрости, власти, пресыщенности — всё равно слабость. А чужие слабости всегда были её козырями.
Между тем Виталий Сергеевич, даже воспылав поздней любовью, не мог в одночасье поглупеть и растерять жизненные навыки. У него тоже была своя стройная схема и реальная цель. Ясно, что женщина в два раза моложе него влюбиться в старика не может. Деньги тоже не много значат для честолюбивых натур, следовательно, Вероника рассчитывает
Оформить развод с женой - не проблема, но нужен серьёзный предлог, позволяющий остаться в глазах дочери героем сказки. Любовь к Веронике уже произвела в приоритетах Виталия Сергеевича некоторые перестановки, но он слишком много вложил в дочь и любил ее как собственное воплощение, как самое важное достижение в жизни, едва ли не большее, чем карьера, хотя они и тесно связаны. Вероника — другое, Вероника женщина, а Ляля — его девочка. Однако даже она не осудит, если ои оставит психически ненормальную жену. Только действовать надо тонко.
Посоветовавшись со знакомым врачом, Большаков в один из выходных приехал домой, позвал Надю в кабинет, дверь которого запиралась на замок, а ключ предусмотрительно положил в карман.
— Сядь, — сказал он, - нам надо серьёзно поговорить.
Она тяжело опустилась в глубокое кресло, испуганно глядя на него большими глазами. Полные щеки студенисто дрожали, а рот открывался и закрывался, как у рыбы, вытащенной на сушу.
Пересиливая неприязнь, Виталий Сергеевич начал:
– Я к тебе хорошо отношусь, но нежных чувств давно не испытываю. Мне седьмой десяток, я много работаю и нуждаюсь в притоке молодой энергии. Поэтому мне необходимо расслабляться на стороне.
Надежда приложила ладони к вискам:
– Я теряю рассудок... Что значит «расслабляться»?
Не обращая внимания на реплику, Большаков продолжил тоном наставника, вразумляющего тупого ученика:
– Перестань мне мешать: следить, укорять, допрашивать, копаться в бумагах. Когда-то ты не умела есть ножом и вилкой - справилась, переняла манеры светской дамы, даже пыталась любить, а не просто отдаваться. Теперь научись последнему и самому важному — прощать. Иначе я не смогу бывать в этом доме, Я волен развестись и поселить тебя отдельно, но из-за дочери предпочитаю оставить всё как есть. Не хочу огорчать Лялю и принуждать её выбирать между нами. Любая мать лучше чужой. Но отныне ты - декорация. Я буду жить в коттедже с другой женщиной. Денег будешь получать, сколько понадобится...
– Да наплевать мне на твои деньги!
– неожиданно закричала Надя с надрывом, пропустив сомнительный отзыв о себе как о матери: сейчас важнее Виталий.
– Лучше бы ты был скотником из Филькина, тогда бы не разлюбил меня!
Он содрогнулся: скотник! Деревенщина. Из грязи не сделать князя.
Надя продолжала кричать:
— Проклятые деньги! Они мне даже счастья не принесли!
– Разве мы не были счастливы? — несколько наивно удивился Большаков,
Жена сбавила тон, а потом и вовсе сникла:
– Не помню. Всё кончилось так давно.
Супруг пожал плечами.
– Привыкай относиться к жизни философски: всё когда-нибудь кончается. Вечного нет ничего.
Предложение прозвучало издевательски. Надя опять возбудилась.
– Странно, что я тебя люблю, ты достоин лишь ненависти!
– Это хорошо, что меня можно ненавидеть, значит, я не ничтожество.
– Да, ты большое, ты очень большое зло. Такое, как фамилия.
— Твоя депрессия слишком часто стала сменяться агрессией, и поскольку ты остаёшься жить с дочерью, я настаиваю - пока она в отъезде, пройди обследование и курс лечения в частной клинике. В том числе и от наследственного алкоголизма.
Надя неожиданно оживилась, даже обрадовалась, что мысли, так терзавшие в последнее время её бедный мозг, оправдались.
– Спохватился! А я-то все ждала, когда же ты упечёшь меня в психушку! не выйдет!
Лицо её странно исказилось, верхняя губа приподнялась, обнаружив недобрый оскал. Она резво для своего веса выскочила из кресла, схватила с письменного стола статуэтку Дианы-охотницы и замахнулась, но Виталий Сергеевич не менее проворно метнулся в другую комнату, захлопнул за собой дверь и повернул ключ в замке. Жена истошно закричала и стала изо всех сил колотить бронзовой Дианой но филенкам, разрисованным золотыми завитушками.
Большаков позвонил врачу. В голосе звучало неподдельное волнение:
– Приезжайте, как договорились. Жена совершила на меня нападение, пыталась убить.
– Гад! Сволочь! Чтоб ты сдох!
– ещё долго доносилось из кабинета. Потом но ту сторону воцарилась тишина.
Когда приехала специальная «скорая» и дверь открыли, Надежда Фёдоровна лежала на полу без сознания. На всякий случай ей сделали укол, прямо в домашнем шелковом халате уложили в тёплый мешок, пристегнули ремнями к носилкам. Два дюжих санитара понесли больную вниз по лестнице, а Большаков протянул врачу пачку зелёных купюр. Её толщина несколько смутила мздоимца - видимо, договаривались о менее значительной сумме, и он с фальшивым вздохом укоризны положил деньги в медицинекий чемоданчик.
Накануне возвращения Ляли с мужем из отпуска Большаков навестил Надю в клинике, попросив врача отменить на несколько дней уколы, чтобы больная была адекватной, если вдруг дочь захочет увидеть мать. Его встретил старый знакомый, который тут же получил очередную порцию финанеовой благодарности сверх того, что оплачивалось в больничную кассу.
Условиями содержания жены Виталий Сергеевич остался доволен, Вполне приличная одноместная палата, светлая, с туалетом и душем, только на окнах решётки и нет дверных ручек — ручки персонал носил в карманах докторских халатов. Но Наде это должно быть безразлично, ей проводят интенеивную лекарственную терапию. Да и осень не время для прогулок, а летом тут вполне можно посидеть на скамейке в садике, под присмотром медперсонала. Конечно, это выльется в кругленькую сумму, но за переход от одной женщины к другой всегда приходится платить.