Беспокойные боги

Руоккио Кристофер

То, что он предложил такой вариант действий для себя, было достаточным доказательством того, что он делал что угодно, только не это. Я кивнул, принимая выдумку, но показывая своей улыбкой, что все понял. Какова будет судьба юного Альбе, я не мог предположить, но уж точно не надзор за раскопками в Скоплении Линга.

"В таком случае желаю тебе всего хорошего", - сказал я.

"У вас уже была возможность поговорить с Его Сиятельством?" Спросил Эдуард с напряженным выражением лица.

Нима вышел из заднего холла и обошел комнату, направляясь к кухне апартаментов, за которой находились

помещения для прислуги, бывшие его личной обителью. Я наблюдал, как он проходил мимо. Я уже привык к тому, что за мной наблюдают, хотя мне казалось, что за мной никогда не наблюдали так пристально за всю мою долгую жизнь. Только Аврелиан знал все, что знал я, и Аврелиан был не единственным зрителем, чье оборудование для наблюдения, несомненно, прослушивало каждое наше слово. Нужно было учитывать еще и Капеллу, и Львов. Агенты принца Александра, разведки Легиона, Мать-Земля только знает, кто еще.

"Не раньше послезавтра", - поведал я. "У меня были чертовские трудности в получении аудиенции. Уже дважды канцелярия Аврелиана назначала встречу, но ее приходилось переносить".

По лицу Эдуарда пробежала тень. "Проблемы с этим… их супертелеграфом?"

"Возможно". Я лениво потянулся к бокалу с темным вином, стоявшему на столике рядом со мной. "Ты был в Совете? Я тебя не видел".

Молодой мужчина покачал головой.

"Император так сильно постарел", - заметил я. "Он красит волосы, я думаю. Это выглядит… это выглядит неправильно. Столетия, прошедшие с тех пор, как я видел его в последний раз, не были добрыми". Поймав свое отражение в шоколадно-темном Кандаренском в моем бокале, я добавил: "Для любого из нас".

"Как вы думаете, сколько ему лет?" Спросил Эдуард. "В реальных годах?"

"Он был коронован в ..." Я должен был вспомнить. "Пятнадцать восемь двадцать шесть?" Каждого ребенка в Империи заставляли запоминать год, будь то палатин или крестьянин. "Это было шестнадцать столетий назад. Я бы поспорил, что ему, возможно, вполовину меньше".

"Значит, ему осталось недолго".

"Будь осторожен", - напомнил я. Не следует говорить о приближающейся смерти императора, как бы невинно это ни звучало. "Но нет".

Эдуард отказал себе в бокале моего вина, но я все равно выпил. Кандаренское был насыщенным и едва уловимо сладким. Оно задерживалось на стенках, как кровь, имея послевкусие неумолимого времени. "Мне самому шестьсот двадцать два, хотя я родился более тысячи лет назад…" Я печально посмотрел на фреску с изображением Марса и его сестры - планеты - нашей матери. "Иногда мне кажется, что галактики, которую я намеревался спасти, больше не существует".

"Я понимаю, о чем вы, лорд Марло", - сказал Альбе. "Что это за старая поговорка о том, что нужно сажать деревья, хотя ты не доживешь до того, чтобы насладиться плодами"?

Мне сразу вспомнился отрывок, который я процитировал Семнадцатому председателю Великого Конклава Лотрии во время того черного путешествия на Падмурак. "Я говорю, что таков жестокий закон искусства, что все вещи должны умереть, и что мы сами должны умереть… исчерпав все страдания, чтобы росла трава не забвения, а вечной жизни, удобренная трудами".

Эдуард подмигнул мне: "Это не так, но вы понимаете, что я имею в виду".

"Понимаю".

"То,

что мы делаем… мы спасаем галактику - Империю, я бы сказал - не для себя. Такие люди, как мы, никогда не будут знать покоя, Ваша светлость".

"Такие, как мы?" спросил я, пристально глядя на молодого человека. "Похожи ли мы, Эдуард?"

"Да, Ваша светлость", - ответил он. "Мы оба заглянули в бездну, не так ли? Мы оба знаем, что там".

Мы так и сделали.

"На нас лежит ответственность за то, чтобы остальная галактика не узнала, не так ли?" Говоря это, он встал и взял свой черный военный берет с подлокотника дивана. Он натянул его на голову, сдвинув к правому уху.

Я последовал его примеру, отставив свой бокал, чтобы подняться на ноги.

"Это то, что я говорю себе", - улыбнулся я.

"Они неправы, что отсылают тебя", - добавил я. "Наша работа не закончена".

"Это не мне решать", - ответил А2. Он сунул левую руку в карман, казалось, колеблясь. Затем протянул мне правую, по-крестьянски, ладонью вверх. "Я надеюсь, мы еще встретимся".

Я пожал протянутую руку, сказав: "Я тоже".

Я почувствовал, как листок бумаги зашуршал под моей ладонью и мое сердце оцепенело от страха. Мой взгляд метнулся к лицу Эдуарда. Тот улыбнулся, кивнул, убрал руку. Отступив назад, он прижал эту руку к груди в жестком приветствии. "Для меня было честью познакомиться с вами, лорд. Не думаю, что в Империи найдется много людей, которые могут утверждать, что знают всех детей старого лорда Алистера".

"Даже я не могу этого утверждать", - сказал я, никогда не встречавшийся со своей сестрой Сабиной.

"Доми?" Из двери для слуг появился Нима. "У двери посетитель, люди коммандера Каса только что посигналили мне, чтобы предупредить. Мне попросить его подождать?"

Эдуард поправил тунику, положил руку на серебряную пряжку ремня. "Я уже ухожу, сирра", - пояснил он.

"Марсиане сказали, кто это?"

Нима фыркнул. "Два слова за раз - это лучшее, на что способны эти грубияны".

Записка Альбе все еще была у меня в кулаке. Я сунул руки в карманы, мысленно уже прикидывая, как мне исхитриться прочесть эту чертову штуку. Придется спрятать ее на виду, открыть среди бумаг, найти способ избавиться от нее так, чтобы мои наблюдатели и не подумали искать. Спрятать ее в комок туалетной ткани или в кармане одежды до следующего выхода из апартаментов, перебросить через борт платформы, чтобы она упала за тысячи миль вниз, к металлическим морям Форума.

Я чувствовал себя так, словно сжимал в руках кусочек чистого урана, ощущал, как его излучение прожигает подкладку моего кармана.

"Тогда я сам провожу агента Альбе", - сказал я, не уверенный, кем мог быть мой таинственный посетитель. У меня так долго не было гостей, что принять двух посетителей за один день было чудом, или было бы чудом, если бы записка Альбе не стала сердцем нейтронной звезды, отягощающей мой карман.

Я вывел мужчину в прихожую, мимо ватерклозета и гардероба для верхней одежды к холодной металлической двери. Я контролировал эту дверь, хотя снаружи всегда стояли марсиане. Имитация свободы.

"Твоя семья, должно быть, гордится тобой", - сказал я.