Беспокойные боги

Руоккио Кристофер

Легионер попытался вырвать свое оружие из моей хватки. "Но вы же слышали, что он сказал! Он создал чуму!"

"Он этого не делал, - резко ответил я, не выпуская оружия из рук, - и даже если бы он это сделал, его убийство не помогло бы излечиться".

Кален Гарендот не поднял руки, когда солдат направил на него копье. Это не принесло бы пользы. Для него один только взгляд на человека означал угрозу.

"Я не создавал вирус, - сказал он. "Я лишь предоставил семена. Ложа сделала все остальное".

Легионер расслабился, и я медленно выпустил

его оружие.

"Мы теряем время, - сказал Монарх, жестом указывая на консоль. "У меня есть работа".

Пятеро оставшихся латарранских солдат вокруг него переминались с ноги на ногу, глядя круглыми глазами на моих легионеров, моего сьельсина, Кассандру с ее парными мечами и одинокого ирчтани. Глаза Калена, несомненно, убили многих из его крылатых братьев, и я чувствовал в Дааксаме гнев, горячий и яркий, как плазма.

Не потеряю ли я в конце концов контроль над ними?

Мне все еще нужен был живой Монарх, все еще нужен был контроль над "Демиургом".

Я жестом разрешил Калену продолжать.

Было легко забыть, что за этой бронированной внешностью, за кровью, силой и чувством доминирования, за мрачным величием скрывается человек науки. Окружив себя драгунами, он склонился над консолью и начал вводить ряд команд. Раз или два он шипел, натыкаясь на какое-то препятствие.

"Что ты делаешь?" - спросил разгневанный легионер.

Кхарн Сагара не ответил сразу, но, прежде чем тот успел переспросить, он напрягся. "То, что должен", - сказал он, лишь на мгновение прервав свою работу. "Отпрыски в этом центре всегда находятся в процессе развития - как и в резервуарах, в которых выращивают ваших лордов".

"Не в фуге?"

Гарендот не дрогнул. "Необходимо, чтобы отпрыски были стимулированы, иначе их мозг не будет подготовлен к синаптическому кинезису". Он остановился и посмотрел вниз через стекло. В комнате за ним было очень темно. "Они видят сны". В этот момент зажегся свет, открыв мне зрелище, которое я и не думал увидеть еще раз: дерево Кхарна Сагары, этот железный кошмар, его резервуары, похожие на желеобразные плоды, тела мужчин и женщин в них, как семена.

Спящие.

"Как Мерикани в старые времена", - заметил я.

"Как те глупые американцы", - согласился Сагара, используя древнее название. "Фелсенбург обещал им вечный мир, если только они отдадут себя в руки его машин..." Его голос затихал, пока не стало казаться, что он доносится из длинного туннеля.

"Они спят, ты сказал". Кассандра встала рядом со мной. "Что им снится?"

В голосе Сагары прозвучала почти улыбка, когда он ответил. "Рай", - сказал он и посмотрел на меня. "Ты считаешь меня чудовищем, Марло, я знаю. Но они не страдают от моей руки".

"Ты убиваешь их даже сейчас", - сказал я. "Не так ли?"

Гарендот не шелохнулся.

"Сагара?"

Король проклятых дернулся, взял себя в руки и повернулся ко мне, сверкая убийственными глазами. "Не смей читать мне проповеди, лорд. Твоя женщина убила четверых, когда ты был здесь в последний раз". Его манера поведения,

на мгновение ставшая острой, как новая сталь, смягчилась, что было странно видеть в нем. "Без меня, - тихо сказал он, - они бы вообще не выжили".

"Они никогда не жили", - возразил я. "Это не жизнь".

"Что такое жизнь?" - огрызнулся он. "Нервные импульсы. Чувства!"

"Ты же не веришь в эту картезианскую чепуху", - усмехнулся я.

Глаза Кхарна вспыхнули голубым огнем. "Не верю?"

"Мы с тобой оба знаем, что это не так", - заметил я, вспоминая наш разговор в имитариуме дворца-пирамиды на Латарре, когда он говорил о Наблюдателе, с которым сам столкнулся давным-давно.

Когда он говорил об аде.

Вера Кхарна в то, что жизнь - это всего лишь ощущение, была просто отрицанием. Ничего больше.

"Если Искатели правы насчет своей Первой Истины, - сказал он в ответ, - то мы сами лишь сон".

"Мы - лишь сон нашего создателя", - сказал я. "Это не одно и то же".

"Но это так", - возразил Кхарн и, указывая жестом на тела, которые могли бы стать им самим, сказал: "Их мир реален для них, и поэтому он реален. И это лучший мир, чем наш". Золотые пальцы заплясали по стеклу дисплея, скользили по голографическим изображениям в воздухе, которые появлялись после его прикосновения. Он остановился. "Ты вот считаешь меня жестоким. Но они не страдают так, как мы. Они не знают ни боли, ни сердечных мук. Когда приходит время кого-то прикончить или использовать, он просто засыпает и больше никогда не просыпается..." Он снова остановился и посмотрел на меня. "Если твой Тихий действительно создал наш мир, то я гораздо лучший бог, чем он".

Я выдержал его взгляд в течение нескольких мгновений. "И ничего из твоих… твоих отпрысков, как ты их называешь.......ничего из твоих отпрысков не сохраняется?"

"О нет", - ответил он. "Многое сохраняется. В этом-то и радость. Мои воспоминания остались прежними, мои чувства, мой разум. Импланты содержат ядро того, кто я есть, но они должны взаимодействовать с мозгом каждого нового носителя. Каждое последующее воплощение - это своего рода слияние. Невозможно точно воспроизвести человеческий мозг - во всяком случае, из плоти и крови. Так я начинал. Пытаясь. Несколько моих первых отпрысков были генетическими двойниками, но каждый из них проявился немного по-другому, и со временем я полностью отказался от этого сходства". Он отступил на шаг. "В то или иное время я был всем, что ты можешь себе представить".

"Включая меня", - сказал я.

Он посмотрел на меня с совершенно непроницаемым выражением лица. На этом лице не отразилось никаких эмоций. "Пока нет".

Что-то черное и маслянистое скользнуло по моим внутренностям, и я отвернулся от его окровавленного лица. "Что теперь?"

Словно в ответ, все огни в зале внизу погасли. Все бра и прожектора, все приборные панели. Лишь аварийная лента на полу все еще тускло светилась зеленым во мраке.

"Что происходит?" - спросила Кассандра.