Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт
Шрифт:
— Не могу не сказать, как меня огорчает, Джесси, то, что ты не восприняла традиции Черри-Гроув, а в тебе бродят лишь отцовские традиции задиристых, упрямых пограничных земель. Я не стала меньше любить отца из-за того, что он ввязывался в грубые ссоры, но это воздвигло барьер между нами. Трудно отделить мужчину от его работы, Джесси, а когда работа грязная, когда в себе самом он носит следы этой работы, тогда нарушается вся жизнь.
— Самая лучшая часть мужчины — это его работа, — категорически заявила Джесси.
— Твой отец научил тебя этому.
— Что, это умаляет истину?
По
— Мой дорогой ребенок, как мне жаль тебя! С какой бедой и страданиями ты столкнешься!
Когда показались дубы Черри-Гроув, Элизабет Бентон сделала непроизвольный трепетный жест тонкой белой рукой, признав свое поражение.
— Я вошла в жизнь отца слишком поздно, чтобы изменить его, такая попытка была бы нечестной, даже неразумной. Но ты так молода… Никто не слушает меня, все упрямо идут своим путем.
Черри-Гроув был дарован прадеду Джесси английским королем за его военную службу в колониях. Здание было построено в арлингтонском колониальном стиле, с портиком, поддерживаемым колоннами, и с красивыми белыми боковыми пристройками, с просторной гостиной и столовой по обе стороны прекрасного зала.
Их провел в дом полковник Макдоуэлл, ее дядя, с румяным лицом и длинными шелковистыми усами. Помимо бабушки Макдоуэлл и Элизы, приехавшей сюда весной, Джесси оказалась предметом восхищения и объятий тридцати пяти тетушек, дядюшек и двоюродных родственников — всего клана Макдоуэлл. Там были английские родственники во втором колене из Спрингфилда; тетушка из Ричмонда, приехавшая через форт Патрик-Генри; дядюшки из Абингтона, владевшие тамошними соляными копями; дядя Макдоуэлл, считавшийся в семье самым известным преподавателем Виргинии; кузен, преподобный Роберт Брекинридж, славившийся по всему Югу своим красноречием.
В переполненной прихожей был и ее кузен Престон Джонсон, прибывший из Вест-Пойнта на каникулы. Он воспользовался представившейся возможностью присоединиться к объятиям и энергично поцеловал ее. Престон, высокий блондин с голубыми глазами, считался одним из наиболее смелых и опытных наездников Виргинии. Он был троюродным братом Джесси. Едва она вошла в гостиную, как тетушки и дядюшки принялись настаивать, чтобы она встала рядом с Престоном, и ахали и охали насчет того, как она похожа на мать Престона и какую чудесную пару они могут составить.
В то время как пожилые собирались каждое утро в библиотеке, чтобы, как говорила она, перемывать косточки членам семьи, Джесси и ее молодые родственники выезжали верхом на прогулку. Престон был неисправимым задирой, все время их веселившим.
— Престон, у тебя нет другого желания, как смешить? — спросила она однажды утром.
Впервые за все годы, что она знала его, он подтянулся и стал серьезным. Таким она и запомнила его, а несколько лет спустя доставили домой его израненное шрапнелью тело с равнины Черубуско.
— Мне жалко людей с амбициями, — сказал он, старательно подбирая слова. — Они разрывают на части и себя, и окружающих. Они не наслаждаются и не пользуются покоем, их снедает честолюбие — чем больше
Молодой кузен стал больше нравиться Джесси после того, как он несколько раскрыл себя. И вместе с тем она поняла, какая глубокая пропасть их разделяет.
Она одиноко бродила в сумерках по дубовым аллеям парка. Цвели черешни, и к их аромату примешивался аромат цветущих кленов и платанов. Хотя она была прочно привязана к Вашингтон-Сити и к дому бабушки Бентон в Сент-Луисе, простор и красота Черри-Гроув всегда вызывали у нее ностальгию. Прогуливаясь по необозримому поместью, пересекая просторные лужайки и сады с дорожками, обсаженными живой изгородью, она поняла кое-что из растревоживших ее откровений матери. Мать называла ее упрямицей. Неужели ее мечта о браке как о совместной работе мужа и жены, их совместном развитии неосуществима? Неужели ее любовь к мужчине, разбудившему ее чувства, работу которого она считала важной и ценной, ошибочна? Она подумала о своем кузене Престоне и о том, что совершенно иначе чувствовала себя в компании Джона Фремонта, побуждавшего ее рассудок обращаться к глубоким мыслям и острым эмоциям.
Женщина должна выражать себя через мужа, она должна найти хороший сосуд, чтобы вылить в него себя.
Когда она возвратилась в дом, бабушка спокойно сидела в библиотеке, положив книгу на колени.
— Подойди, деточка, — позвала она.
Джесси опустилась на мягкий голубой коврик, поджав ноги под себя и глядя на бабушку.
— Я устрою твою свадьбу здесь, в Черри-Гроув, — сказала она. — Я доживу до этого события, хотя сильно постарела и устала.
Она нежно погладила голову Джесси:
— Именно ты дала мне понять, как неистребима жизнь. Моя мать приехала сюда молодой невестой сто лет назад, в 1743 году. У нее была богатая, но трудная жизнь. У нее были шрамы от войн с индейцами, как и у меня. Ее первый ребенок был убит в ночном налете. У тебя, Джесси, будут свои сражения и свои шрамы, но ты будешь их носить, как носила моя мать — как медали за храбрость.
Прошло четыре месяца и еще два, если считать по дням, на протяжении которых впервые в жизни она избегала своего отца. Ее сестра была единственной, с кем она могла поговорить о Джоне, и разговор о нем как-то заполнял часы ее ожидания.
Она читала вечером в небольшой гостиной наверху, когда вошел Джошаам и объявил, что лейтенант Фремонт желает засвидетельствовать свое почтение. Никто не шелохнулся: ее мать устремила свой взор на афганскую овчарку; Томас Бентон смотрел на сына, словно он виноват в том, что лейтенант Фремонт не исчез навсегда в землях племени сиу. Джесси посмотрела на отца, ее лицо пылало, а сердце сжалось в ожидании. Лишь Элиза оказалась способной на естественный шаг: она встала, спустилась вниз и вернулась с лейтенантом Фремонтом. Джесси захотелось подняться, когда она увидела в проеме двери его загорелое лицо, длинные волосы, придававшие ему облик индейца, среди которых он провел лето.
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
