Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт
Шрифт:
Он посадил ее на колени:
— Посмотри, какого старого дурака сделали из твоего отца!
Как и в Сент-Луисе, в Вашингтоне она продолжила практику уточняющего редактирования. Столь интенсивная подготовка имела неизбежный, но почти трагический результат — вскоре она начала редактировать Томаса Гарта Бентона.
В ранние годы ей казалось, что все сказанное ее отцом было Богом данным и безупречным. Но, по мере того как она слушала его единомышленников и противников в зале сената, слушала Клея, Хейна, Уэбстера и Кэльхуна, она поняла, что у отца есть свои ограничения — иногда он повторялся там, где прямая атака была бы более эффективной. Он слишком много полагался на Марка Аврелия, на Цезаря и Плутарха, иногда увлекался напыщенными фразами, когда
Разразилась буря, когда Том Бентон услышал, что делает его дочь. Несколько дней он не разговаривал с ней… пока она не добыла «Конгрешнл рекорд», не скопировала на одном листе бумаги то, что сказал Том Бентон в сенате, а на другом — то, что он продиктовал ей. После долгих убеждений и слез она уговорила его посмотреть и сопоставить эти копии. Она пристально смотрела на его лицо, когда он, утонув в своем кресле, сличал листы. Она знала, что дело идет о ее будущем — либо он должен одобрить сделанное ею, либо она не будет больше работать с ним.
После долгого молчания отец поднял голову, его лицо все еще оставалось покрасневшим.
— Ради Всевышнего, Джесси! — воскликнул он. — У тебя не было права поступать так. Это отвратительная наглость, с какой я когда-либо сталкивался… но, сказав это, я должен признать, что ты сделала свое дело блестяще!
Джесси работала за своим пюпитром в библиотеке каждое утро с восьми до одиннадцати. После завтрака она совершала долгую медленную прогулку по Вашингтону со своей сестрой Элизой, Гарриет Бодиско и Нэнси Полк. В четыре часа она приходила в здание сената, чтобы позвать отца на обед, а вечерами занималась изготовлением детской одежды, обвязывала края этой одежды, кроила простынки и ночные рубашки, которые должны были сшить негритянки-портнихи.
Ее взволновали сведения, почерпнутые из изучавшихся ею материалов, что исследование американцами Запада началось за десятилетие до того, как ее отец поселился в Сент-Луисе в 1815 году, что Запад стал доступен для миграции, можно сказать, в день ее рождения благодаря открытию перевала в Скалистых горах, что позволило проложить тропу Орегона. [5]
Когда Соединенные Штаты купили Луизиану в 1803 году, [6] вдвое расширив свою территорию, ни один человек толком не знал, что было приобретено всего за пятнадцать миллионов долларов. Это побудило президента Джефферсона поручить Мэриуэтеру Льюису и Уильяму Кларку пройти по территории и составить карту возможной тропы — дороги. Льюис и Кларк были первыми белыми, пересекшими Скалистые горы и спустившимися по западному склону в долину реки Колумбия. Едва успели они вернуться в Вашингтон в 1806 году с отчетом, как правительство отправило Зебулона Пайка исследовать ту часть Луизианы, которая простирается на юго-запад от Сент-Луиса. Пайк дошел до Мексики, проложив тропу Санта-Фе, ставшую излюбленной дорогой для торговцев и звероловов.
5
В то время Орегоном называлась обширная область, простиравшаяся от побережья Тихого океана до Скалистых гор и от Аляски до Калифорнии. В связи с отсутствием четко обозначенных границ между владениями США, Англии, Испании и России на северо-западе Америки этот регион был ареной столкновений названных держав.
6
Подобно Орегону, в то время под Луизианой понималась обширная территория к западу от Миссисипи. Эта территория некогда принадлежала Испании, но по договору, подписанному 1 октября 1800 года в Сан-Ильдефонсо, перешла к Франции. По решению Наполеона Луизиана была продана США. Договор о продаже был подписан 2 мая 1803 года.
К 1811
Потом генерал Уильям Эшли основал Пушную компанию Скалистых гор и убедил жителей пограничных районов: Эндрю Генри, Джеймса Бриджера и Джедедиа Смита — присоединиться к нему. Это был судьбоносный момент в исследовании западных земель, поскольку поиски пушного зверя сопровождались объездами больших территорий. В 1823 году Джим Бриджер вышел к Соленому озеру — Солт-Лейк, а в следующем году был обнаружен Южный перевал. Когда Джесси был всего год, Джедедиа Смит наткнулся на реку Гумбольд, и, идя по ней, он дошел до гор Сьерра-Невады, а затем спустился в долину Сакраменто. Однако ни Эшли, ни Смит, ни Фитцпатрик, ни Генри не сделали свои открытия достоянием американской общественности. Информация была собрана лишь благодаря усилиям таких людей, как сенатор Бентон, требовавших, чтобы материал был представлен в форме докладов конгрессу.
Около 1832 года правительство приступило к посылке армейских исследователей для составления карт отдельных мест с целью определения линий железных дорог и мест переселения индейцев. Среди этих экспедиций наиболее важными были две под началом капитана Уильямса и две под руководством Николаса Николлета. Лейтенант Фремонт участвовал во всех четырех. До этих экспедиций имевшиеся карты были фрагментарными и зачастую ошибочными. Теперь же лейтенант Фремонт должен был составить первую научную и всеобъемлющую карту района между Сент-Луисом и Южным перевалом. Он должен был исследовать иным образом, чем Льюис, Кларк, Пайк, Касс и Скулкрафт, его задача состояла не в поиске, а в прокладывании дорог. Однако перед отъездом он сказал жене:
— Я хочу проверить некоторые исследования до того, как завершится экспедиция. Хочу пройти по местам, о которых у нас не хватает сведений.
— Будет ли для этого время? — спросила она.
— Очень хочу, чтобы нашлось. В конце концов после окончания топографических съемок у меня будет несколько недель для исследований. Я хочу доказать, что могу найти новые тропы, а не только нанести на карту старые.
— Да, — согласилась Джесси, — ты должен сделать это, если можешь. В таком случае военный департамент предоставит тебе больше свободы в будущих экспедициях.
Проходили дни и ночи. Ощущение зреющей внутри нее жизни становилось все более настойчивым, и эта новая жизнь раскрывала себя и внешнему миру. Джесси располнела, и ее походка отяжелела. Она никому не говорила, как сильно не хватало ей мужа в месяцы, когда в ее чреве рос плод. Ребенок стал ее товарищем, особенно в те ночные часы, когда она ложилась спать, поскольку именно тогда она нуждалась в Джоне, в его руках, защищавших от глубоко проникших в сознание волнений по поводу близящихся родов… Она проводила много бессонных ночей, повторяя имя ребенка — Джон Чарлз Фремонт, ибо была уверена, что родится сын, который станет исследователем.
Помимо приятных чувств, которые вызывал ребенок, ей было приятно то, что половина официального Вашингтона включилась в игру около ее большой карты. Не только Николлет и Хасслер, навещая ее три-четыре раза в неделю, утверждали, что ее безграничная вера в способности мужа побуждает приписывать ему чрезмерно большие дневные переходы, но и другие шутили по этому поводу. Она рассмеялась, когда Сэмюэл Морзе сказал:
— Что ты за жена, Джесси? Твой муж не может избавиться от твоего всевидящего ока даже на необжитых землях.