Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт
Шрифт:
— Доклад хороший, — заявил ее отец, окончив чтение, — он не только положит начало волне иммиграции в Орегон, но и у нас не будет сложностей в получении ассигнований на очередную экспедицию.
Через три дня отец вернулся из сената с хорошим известием: конгресс был весьма доволен и докладом, и картой, заказал дополнительно тысячу экземпляров, а большинство основных газет попросили разрешения перепечатать доклад. Была дана команда провести вторую экспедицию, выделены ассигнования, и лейтенанту Фремонту было доверено возглавить ее. Все они должны были выехать в Сент-Луис в течение месяца: Том Бентон — чтобы подкрепить свои политические позиции, готовясь к предстоящим выборам, Джон — чтобы собрать свою экспедицию, Джесси — чтобы жить в доме Бентонов во время отсутствия мужа.
Это были ее счастливые дни: дочь, названная Лили, росла крепким красивым ребенком. Казалось, все в стране только и говорят о лейтенанте Фремонте,
Лейтенант Фремонт воспринял эту честь скромно и с достоинством.
А Джесси Фремонт тихо держалась на заднем плане, сияя любовью и гордостью, крайне довольная.
Множество чемоданов, сундуков и ящиков было доставлено накануне вечером на станцию железной дороги «Балтимор энд Огайо». На следующее утро Джесси, ее мать и отец, ее муж, Мейли с крошкой Лили на руках, Рэндолф и две молоденькие девочки сели в жесткий, пропахший дымом вагон, отправлявшийся в Балтимор. Эта поездка заняла большую часть дня. Они провели ночь на постоялом дворе около причала, с которого их багаж мог быть поутру погружен на пароход. Плавание к Филадельфии было приятным благодаря прохладной погоде. Они провели ночь и день в Филадельфии, затем сели в почтовый дилижанс, который, раскачиваясь и прыгая по разбитой дороге, доставил их вдоль долины Саскеванны в Гаррисбург. Отсюда отправлялись баржи, плававшие по каналу между Гаррисбургом и Питтсбургом, но четкого расписания не было, и они сочли, что им повезло, когда на вторую ночь они смогли сесть на баржу. Пароходы между Питтсбургом и Цинциннати считались самыми скоростными и роскошными для путешествия по Америке. Джесси и Джон общались с пассажирами, прислушивались к разговорам. Там были охотники и звероловы в своих кожаных одеяниях и енотовых шапках; перекупщики земли с наполненными золотом мешочками, направлявшиеся в новые города в Иллинойсе и Айове; непременные землемеры, стремившиеся на Запад, чтобы проложить новые дороги и определить расположение новых поселков; бродячие торговцы из Луисвилла и Цинциннати со своими товарами; английские авантюристы, рассчитывающие удачливо обосноваться в глухомани; подлинные жители пограничных районов, переселяющиеся на Запад в третий и четвертый раз; торговцы с Востока со своими женами и детьми, добивающиеся независимого существования в новом мире; экзальтированные ирландцы и немцы, вырвавшиеся из своих прежних стран и рвущиеся на Запад как в новый рай.
Поездка должна была занять около двух-трех недель, кому как повезет. Но Джесси не спешила. Около нее был муж, и она беззаботно наслаждалась его обществом. Дорога была ей хорошо известна: впервые она проехала по ней, когда ей было всего десять месяцев; однажды, когда ей было три года, она выпала из кареты; она останавливалась почти на каждом постоялом дворе и в каждом частном доме на пути во время четырнадцати поездок, совершенных за девятнадцать лет.
Они пересекли Миссисипи у Каиро 16 мая, в яркий, сверкающий весенний день, когда в Сент-Луисе бурлит жизнь, когда портовые рабочие наводняют берега реки, когда Миссури вспенена пароходами; суда и шаланды пришвартованы к грубым деревянным пристаням; дамбы усыпаны грузчиками-неграми, загружающими трюмы под звуки ритмических песен.
Том Бентон настоял на том, чтобы проехать по Мейн-стрит и проверить, осталось ли гладким ее гранитное покрытие, и полюбоваться новыми зданиями. Они проехали мимо особняка полковника Огюста Куто, выходившего фасадом на Мейн-стрит и защищенного стеной трехметровой высоты и более чем полуметровой толщины, выложенной из камня, с бойницами для обстрела в случае набега индейцев. Проезжая в карете по обсаженной белыми акациями улице, они рассматривали сверкавшие белизной дома аристократов Сент-Луиса, величественный собор и епископальный сад. Далее по пути к дому Бентонов следовали небольшие улочки и скопление захудалых домов, поскольку Сент-Луис расширялся по частям, каждый строил как хотел и где хотел.
Джесси заметила, как быстро вырос город. Он стал большим и дальше всех шагнувшим на Запад центром деятельности, удобной отправной точкой для экспансии в Мексику, Калифорнию, Орегон и Канаду и на большие просторы неосвоенных земель, лежащих между ними. Выглядывая из окна кареты, она видела красочные драматические и разноплановые сцены, знакомые еще с детства: охотники и звероловы в одежде, предназначенной для леса, дружественные индейцы в национальных костюмах, авантюристы и непоседы из всех европейских стран, одетые в свои оригинальные платья и говорившие на своем родном языке. В воздухе, как прежде, витал некий дух обеспокоенности, ведь Сент-Луис был не местом, где оседают люди, а скорее трамплином, с которого пускаются в авантюры. Для Джесси город был последним прибежищем цивилизации: сюда
Том Бентон около двадцати лет назад построил свой дом в таком удалении от делового района Сент-Луиса, что он все еще находился на окраине, и вокруг было сравнительно тихо. Когда Том приехал сюда в 1817 году с четырьмя сотнями долларов в кармане, он вложил триста долларов в десять акров земли около небольшой деревни. Через два года так быстро возросло движение через пограничный порт на Миссисипи, так много скапливалось здесь караванов вооруженных торговцев, путешественников, звероловов Американской пушной компании, что Том Бентон начал продавать свои земли по две тысячи долларов за акр.
Дом Бентонов утопал в тени акаций с их гроздьями пахнущих ванилью цветов. Построенный в преобладавшей в тех местах креольской манере, дом имел центральный дворик, выложенный каменными плитами. Посадки белой акации создавали зеленый занавес для широких галерей вдоль дома. Половые доски из черного ореха были навощены до блеска. Том Бентон заложил дом к югу от гавани и делового квартала, на небольшом возвышении, с которого открывался вид на широкое мутное русло Миссисипи.
Джесси устроилась в южной спальной комнате, окна которой выходили на поредевший грушевый сад Тома Бентона. В комнате стояли легкая кровать из дерева черешни, секретер и стулья, купленные Томом у ранних французских иммигрантов. Хотя Джесси угнетала мысль, что ее муж уедет через неделю или две, она чувствовала себя счастливой в Сент-Луисе, где каждый был заинтересован в экспансии на Запад, где редко говорили на иную тему, где любой незнакомый прохожий мог объяснить ей, как далеко прошел лейтенант Фремонт и почему так важно для него отыскать более легкий перевал через Скалистые горы. В Вашингтоне ей удалось скрасить свое одиночество в течение шести месяцев его первой экспедиции, следуя за ним по большой карте. Здесь же, в Сент-Луисе, ей не нужен искусственный стимул, чтобы чувствовать себя нормально. В Сент-Луисе жили представители всех рас, исповеданий и философских течений, существующих в мире, и если, как думала она, ее судьба оставаться дома и ждать мужа, тогда самое лучшее место, разумеется, там, где собран весь мир и где едят, дышат, спят и грезят экспедицией.
Джесси не хватало лишь бабушки Бентон, умершей пять лет назад. Встреча с бабушкой Бентон, когда они приезжали в Сент-Луис, происходила по раз и навсегда заведенному распорядку. Став инвалидом в восемьдесят лет, Энн Бентон носила свое лучшее черное платье и всегда была в ожидании, чтобы приветствовать своего сына и его семью в комнате в конце нижней галереи. Первые моменты встречи смущали Джесси, поскольку ее отец, счастливый тем, что вернулся домой, не скрывал слез, наклоняясь, чтобы поцеловать бабушку. Когда же наступала ее очередь приветствовать молчаливую старую леди, сидевшую на кушетке, она дрожала, увидев белые пальцы, показывавшие, что надо приблизиться, и ощутив прикосновение сухих губ к ее щеке.
Казалось, не было разумной причины, почему Энн Гуч Бентон оставила свой благоустроенный дом в Северной Каролине, в Хиллсборо, в 1798 году, где была окружена родственниками и друзьями, где жизнь была безопасной и обеспеченной. Но миссис Бентон после смерти молодого мужа упаковала пожитки, посадила детей и рабов в несколько фургонов и направилась по долгой, опасной, протянувшейся на четыреста миль тропе через горы Каролины и темные хвойные леса в Нашвилл. За несколько лет до этого ее муж получил большие земельные угодья в Теннесси от короля Англии. Тогда эти земли ничего не стоили, не были заселены, в них господствовали враждебные индейские племена. Здесь она основала поселение Вдовы Бентон, построила свою бревенчатую хижину, церковь, школу и лавку. Вдова Бентон предлагала поселенцам, приезжавшим по тропе, бесплатную аренду земли сроком на семь лет, после чего она либо продавала, либо сдавала за умеренную цену землю осевшим семьям.
Энн Бентон сознательно предпочла жить в глуши. Эта страсть к расчистке, к новизне, к возможностям первопроходца пустила глубокие корни в сердце Тома Бентона. Крохотный пост Сент-Луиса, основанный французами, крайне нравился ему, и он чувствовал себя удобно в нем. Том бросил свою адвокатскую практику в Нашвилле и переехал в Сент-Луис. Хотя он с трудом говорил по-французски, французские поселенцы уважали его и доверяли ему. Затем начали приезжать и селиться другие американские семьи, и Том Бентон превратился в связующее звено двух национальных групп. К концу года он был включен в число опекунов школы, начал писать политические статьи в газету «Миссури инкуайрер», был назначен одним из редакторов, пропагандирующих немедленное исследование необжитых земель, чтобы «навсегда поставить эти земли под господство нашего народа».