Бессмертники — цветы вечности
Шрифт:
— Согласен с вами. Однако что вы можете сейчас посоветовать мне? Не вообще, а конкретно, в нашем сегодняшнем положении?
— Пристав уже спрашивал вас о собрании?
— Первым делом!
— И что вы ему сказали?
— Сказал, что незнакомые люди собрались поделиться мыслями о выборах в Государственную думу.
— А как они попали в вашу квартиру — незнакомые?
— Привел один человек.
— Тоже незнакомый?
— Нет, я слышал его выступление в Дворянском собрании. Только и всего.
— Фамилия?
— Трапезников.
— Вот
— Но ведь это — правда.
— Тем более. Правды здесь ровно столько, сколько нужно для образования правдоподобия. Словом, все валите на этого загадочного Трапезникова, который, конечно же, совсем не Трапезников, и на то, что подобные собрания нынче проходят повсюду.
— Но ведь для их проведения необходимо разрешение губернатора!
— А вот этого, господин инженер, вы как раз и не знаете! Не знаете и все! Можете даже каяться и виниться, другой вины за вами нет.
Слушая его горячую убежденную речь, Беллонин заметно оживился и даже повеселел.
— А вы действительно бывалый человек.
— Я же говорю: грешен, господин инженер. Беда, как говорится, вымучит, она же, горькая, и выучит.
Наклонившись к самому уху Беллонина, он прошептал:
— Теперь у меня к вам одна просьба, Николай Никитич. Разрешите?
Инженер молча кивнул — дескать, слушаю.
— Скоро вы вернетесь домой, в семью. У вас будет время покопаться в снегу, кое-что расчистить в своем дворе…
— Извините, дорогой, но для этого у нас имеется дворник!
— Это нужно сделать до дворника.
— Что именно?
— В сугробе за вашей уборной закопаны пять револьверов. Сами понимаете, чьи они. Не дайте им пропасть.
— Кому передать? — быстро сообразил инженер.
— Варвару Дмитриевну Симонову знаете?
— Ей? — удивился Беллонин.
— Правильно поняли! А то мне очень уж не хотелось делать такого подарка вашему дворнику.
Вечером их развели по разным камерам. «Вовремя поговорили, — удовлетворенно заметил Петр, — остается надеяться, что товарищи не подведут».
Ротмистр Леонтьев придвинул к себе допросный бланк, обмакнул перо в чернильницу и поднял на арестованного вопросительный взгляд.
— Итак, фамилия, имя, отчество? Звание?
— Петр Никифоров Литвинцев. Рабочий, из крестьян.
— Место родины?
— Самарская губерния, Бузулукский уезд, Графская волость, село Киселевка.
— Вероисповедание?
— Православный.
— Лета?
— Двадцать шесть лет.
— Грамотность или место воспитания?
— В девять лет поступил в сельское училище в Киселевке и окончил его через три года.
— Был ли под судом или следствием?
— Не был.
— Женат или холост? Если женат, то на ком?
— Женат. Жена Варвара Андреевна Литвинцева,
— Имеются ли собственные средства и в чем они заключаются?
— Живу за счет личного труда.
— Знаете ли какое ремесло?
— Чернорабочий…
Пройдясь таким образом по всем графам и получив на них исчерпывающие ответы, Леонтьев отодвинул чернильницу, бумагу и свободно откинулся на спину стула.
— А теперь давайте побеседуем, Литвинцев… В полицейском управлении, как следует из протокола, при задержании вы отказались указать место своего жительства в Уфе. Почему, позвольте узнать?
— Потому что у меня его тут нет, ваше благородие.
— Как так? Бродяга, значит?
— Не бродяга, ваше благородие, зачем вы так-то? — натурально обиделся арестант. — Имеются у меня и место жительства, и дом, и семья. Я ж вам говорил давеча: Самарская губерния, Бузулукский уезд…
— Я про Уфу, Литвинцев, про Уфу! В Уфе где живете?
— В Уфе дома у меня нет, верно…
— Вот я и говорю — бродяга. Беспаспортный бродяга!
— Никак нет, ваше благородие, не бродяга я…
Леонтьева уже начинал раздражать этот человек.
— Ну, довольно! Когда появились в Уфе, чем занимаетесь?
— Вот с этого и следовало бы начинать, а то — бродяга, бродяга!..
— Я сказал, довольно! Извольте отвечать, Литвинцев!
— Хорошо, отвечу. В Уфу я приехал из Самары третьего февраля для приискания заработка. До этого дней пять прожил в Самаре в обществе приказчиков. Тоже искал работу. В Уфе у меня есть знакомый магометанин Давлет. Ночь провел у него в Нижегородке, чей дом, не знаю.
— Прежде в нашем городе бывать приходилось?
— В первый раз тут.
— Откуда же Давлета знаете?
— Познакомился с ним летом девятьсот пятого. На пароходе по пути в Саратов. Фамилии не знаю, Давлет — и все.
— Так вы, кроме Самары, и другие города знаете?
— В Саратове работал грузчиком, в Казани — учеником слесаря в пароходстве, в Нижнем и Астрахани — матросом… Жизнь повидал, что и говорить…
«А ведь, похоже, не врет, — приглядываясь к арестанту, думал ротмистр. — Полурабочий-полукрестьянин, типичное явление русской жизни. От земли оторвался, к городу не пристал. Вот и носит его из конца в конец России…»
— Выходит, человек вы бывалый, Литвинцев, — продолжая присматриваться, говорил Леонтьев. — Только вот почему без документа ходите? Тем более — в дороге, в чужом городе.
— Так ведь все вещи и паспорт у Давлета оставил, ваше благородие. А то ведь и потерять не долго.
— Адрес? Чей дом? Отвечайте быстро!
— Адрес — Нижегородка, чей дом, не знаю. Я там всего-то одну ночь переночевал, только глазами место и запомнил. Если не верите, отпустите на два часа — все сам и принесу. Тогда и убедитесь.