Бессмертники — цветы вечности
Шрифт:
— Проводите!
Они поднялись на второй этаж.
— Стучите.
Хозяин робко постучал — тихо. Постучал еще — никакого ответа.
— Откройте сами.
Хозяин принялся энергично орудовать ключом, но тот даже не входил в скважину.
— Жилец замок сменил, ваши благородия… Что прикажете делать?
— Брежедовский, найдите лом, ломайте замок!
Все, что произошло потом, подробно и документально точно зафиксировано в полицейских документах. Начало им положил вот этот протокол.
1907 года, сентября 28 дня.
Я, пристав 3-го участка г. Уфы Брежедовский, вследствие поручения начальника Уфимского губернского жандармского» управления прибыл сего числа в 8 час. утра в дом Дионисия Савченко № 2 по Солдатскому переулку…
На полу около печи 4 ручных снаряженных бомбы цилиндрической формы с тесьмами, 9 оболочек из картонной бумаги с деревянными донышками для ручных бомб, пустых таких же 14… Две связки стеклянных, длиной в три четверти, трубок пустых; в жестяной коробке таких же, разрезанных коротких, не запаянных трубок штук до 50 и 12 коротких таких же трубочек, наполненных какой-то жидкостью, концы которых запаяны. А также 13 свертков свинца для приготовления бомб, 6 флаконов с разными жидкостями, 2 стеклянные аптекарские банки с такими же пробками, одна наполнена почти до половины каким-то темным составом в виде клея, а другая — чем-то белым, в виде толченого сахара, две резиновых перчатки, употребляемые, по-видимому, для работы с ядовитыми веществами, 6 полулистов большого формата картонной бумаги желтого цвета, 3 чертежа разных взрывчатых снарядов, 12 книг руководства…
На окне найдено открытое письмо с адресом: Уфа, Аксаковская ул., дом Алексеева, Владимиру Густомесову. В правом ящике большого стола футляр с очками и в нем рецепт для очков профессора А. Г. Агабабова Густомесову и счет с 30 августа разных расходов… Из литературы найдено: 1) № 20 газеты «Уфимский рабочий» за 6 мая.
Увлекшись осмотром техники, не сразу обратили внимание на вешалку, где висела одежда исчезнувшего жильца. Леонтьев подошел, с любопытством потрогал давно не чищенные пуговицы на форменной шинели и удовлетворенно заключил:
— Шинель, фуражка и брюки — форма учащегося реального училища. Густомесов — реалист, Клементий Александрович?
— Был, да выбыл: здесь, наверно, интереснее показалось.
— Отец у него, по-моему, заведует в городе телефонной станцией?
— Так точно, господин ротмистр.
— Срочно его сюда! На предмет опознания вещей. И в протокол!
Привезли Густомесова-отца. Тот с недоумением рассматривал свои когда-то загадочно исчезнувшие из дому циркули, напильники, кусачки, стамески, с нескрываемым страхом обошел корзину с бомбами и, все больше бледнея, застыл перед вешалкой, узнав одежду сына. В глубоком обмороке его вынесли во двор и привели в чувство нашатырем. В протоколе пристав записал, что вещи принадлежат бывшему ученику уфимского реального училища Владимиру Густомесову.
В тот же день на Аксаковской улице переодетые полицейские неожиданно набросились на Густомесова. Вскоре в их руках оказались Иван Павлов и Петр Подоксенов. Но то, что это именно они, еще требовалось доказать.
Ротмистр Леонтьев допрашивал арестованных. Владимир Густомесов, арестованный первым, от показаний отказался. Иван Павлов — тоже. Теперь он пытался разговорить Подоксенова, парня на вид спокойного и рассудительного, но по своим знаниям и общему развитию к работе со взрывчатыми веществами совершенно не пригодного. Ясно, что организация использовала его лишь как подставное лицо для найма квартиры. Если он будет вести себя благоразумно, то суд это учтет…
Леонтьев настойчиво проводил эту мысль, но хмурый, замкнувшийся Подоксенов решительно все отрицал: квартиры не снимал, ни к какой организации не принадлежит, других арестованных не знает.
Конечно, ничему из всего этого Леонтьев не верил и верить не мог.
— Скажи, Подоксенов, кто снабдил тебя паспортом на имя Ложкарева? — допытывался он.
— Никакого Ложкарева не знаю.
— Верю, самого Ложкарева ты мог и не знать. Я говорю о его паспорте, с которым ты сиял квартиру в доме Савченко.
— Такой квартиры я не снимал.
— Но хозяева и соседи утверждают, что ты, Подоксенов, и тот Ложкарев — одно лицо! Ты снял квартиру с его паспортом и жил в ней в течение нескольких месяцев, выдавая себя за часового мастера.
— Хозяев и соседей подговорила полиция. Они говорят по принуждению.
— Значит, ты жил все это время в другом месте?
— В другом.
— Где именно?
— Это к делу не относится.
— Понимаешь ли ты, что за содержание мастерской бомб тебя могут повесить? — не выдерживал этой пытки Леонтьев.
— Причем тут я? Раз Ложкарев снимал квартиру, его и вешайте.
— Ложкарев — это ты!
— Ошибаетесь, моя фамилия Подоксенов.
— Кто свел тебя с Густомесовым?
— Такого не знаю.
— Ну, смотри у меня, Подоксенов-Ложкарев! Сейчас не девятьсот пятый год, научим говорить правду!
Его «учили». Причем очень прилежно. Изо дня в день.
— Подоксенов, ты хочешь жить?
— Нет
«Если бы предъявленные мне оболочки для бомб были начинены сильным взрывчатым веществом, как например пироксилином, гремучим студнем и др., то при взрыве каждая такая бомба могла бы разрушить большое здание. Подобные бомбы особенно опасны своими чугунными осколками. Взрыв таких бомб может происходить или посредством электрического тока, или посредством вложенного в них и воспламененного запальника…»
«Жидкость в стеклянных пробирках, запаянных с верхнего конца, представляет собой серную кислоту. Порошок есть бертолетовая соль. Соединение серной кислоты с бертолетовой солью образует сильную вспышку, служащую детонатором для воспламенения взрывчатого вещества в бомбах… Листы картона служили для изготовления корпусов ручных бомб. Цилиндрические коробки с гремучим студнем есть так называемые бомбы македонского образца »
Глава тридцатая
Подготовить крупную экспроприацию не удалось, и Гузаков шел на встречу с Иваном Кадомцевым без особой надежды на одобрение его плана. Однако, выслушав его, Иван заинтересовался.
— Значит, говоришь: или железнодорожная касса на станции Усть-Катав, или почтовое отделение в селе Верхние Киги. Сколько мы можем получить из кассы?
— Рублей пятьсот — семьсот. Больших денег там не бывает.
— Так. А в Кигах?
— Разведка сообщила, что можно будет взять тысяч пять.
— Так. А если обе эти операции слить в одну?
— Не думал, Иван…
— Так давай подумаем вместе. Если первым провести экс на железной дороге, то полиция, конечно, всполошится. На преследование вас будут стянуты все подручные силы, к вам будет приковано все внимание. А тут другая ваша группа тихо, без шума посетит почтовое отделение в Верхних Кигах. Может, на следующий же день… Как, сотник, получится?
— А почему бы и нет? — повеселел Михаил. — Люди готовы, разведка свое дело сделала, можно начинать.