Бесы в погонах
Шрифт:
– Папа, с этой стороны ты меня прикроешь, – деловито распорядилась Катерина, и Роман Григорьевич печально вздохнул.
Чуть медленнее работала над имиджем пара Евгения-Макарыч. Отец Василий нет-нет, да и поглядывал в их сторону и всей шкурой понимал, что гармония семейной жизни Якубовых прямо сейчас дает трещину и уже находится под серьезной угрозой.
Евгения задумчиво примеривала майорскую камуфляжную куртку, затем внезапно обнаруживала, что рукава ей длинны, и чарующе-капризным жестом протягивала точеную кисть Андрею Макаровичу. И суровый майор терялся, глотал слюну и бережно
Чтобы сымитировать нужную толщину рук и плеч, Евгении пришлось затолкнуть в рукава несколько шарфов, свитеров и две лыжные шапочки. Но даже потом она со своей плавной, от бедра, походкой мало походила на гориллообразное, словно из чугуна отлитое волосатое чудовище по имени майор Пасюк.
– Ладно, хватит! – властно остановил эти «журавлиные танцы» священник. – Все равно близнецами вас не сделать…
Положа руку на сердце, отец Василий надеялся на одно: внимание омоновцев будет приковано к их пленным товарищам и подполковнику Лядову. Ну а Роману и Сереже, как единственным достоверным персонажам в этой истории, отводилась чуть ли не главная роль: прикрывать собой всяческие анатомические несоответствия закамуфлированных под мужчин трех женщин.
Машина ждала их прямо у крыльца. Роман Григорьевич и Сережа вышли, открыли задние дверцы темно-зеленого старого «УАЗа» и, встав по бокам и закрывая собой обзор, пропустили вперед ведущих по одному связанному заложнику псевдомакарыча, псевдопопа и псевдомальцева. Затем забрались внутрь сами, и Роман Григорьевич сел за руль и посигналил в знак начала операции.
Взревели двигатели, и машины, одна за другой, съехали со двора.
– Удалось! – прошептал в ухо священнику Санька. – Ей-богу, удалось!
– Не будем терять времени, – сурово отозвался отец Василий. – Нас не для того прикрыли, чтобы мы слезами умиления…
Санька подтянул сползающие, взятые из поповского гардероба штаны, застегнул ремень еще на одну дырочку и в знак готовности кивнул.
– Ну че, пошли, – раздалось на улице, и они замерли.
По крыльцу тяжело протопали армейские ботинки и слегка скрипнула входная дверь.
– Ничего себе домик у попа, – недобро хмыкнул в темноте коридора один из незваных гостей. – Чтоб я так жил!
Отец Василий и Макарыч прижались к отделанной деревом кухонной стене по обеим сторонам двери, а Санька поначалу заметался, а потом внезапно успокоился и нагло сел на стул прямо напротив входа.
– Да, неплохо батюшка хатку свою отделал, – оценил работу трех лет второй омоновец. – А че мы с тобой делать здесь будем? Пошли на двор. Покурим.
– Потом покурим. Пошли осмотрим все для начала. Интересно, он что, один живет? Без попадьи?
И только теперь до священника дошло, что оставленные в его доме омоновцы и понятия не имели, кто именно был внутри до отъезда машин, и абсолютно уверены, что здесь теперь совершенно пусто. Он приложил один палец ко рту, а вторым показал Макарычу в сторону окна: мол, если все будет
– Оп-паньки! – прогремел из коридора удивленный голос. – А это что еще за фрукт?
– Чаю будешь? – серьезно спросил сидящий напротив двери Санька. – А то есть свежий, Виталий Сергеевич пил…
– Я не понял, ты кто? – спросил омоновец и шагнул за порог.
Макарыч и священник не трогали его долго, очень долго. Омоновец уже сделал два шага вперед, успел внимательно оглядеть и Саньку, и помещение… а тот, второй, все не появлялся. И только когда омоновец, что-то почуяв, скосил глаза и понял, что у двери стоит по меньшей мере еще один человек, священник признал: дальше тянуть нельзя и парня надо валить.
И в этот миг в дверях появился второй.
– С кем это ты… – начал он и в следующий миг охнул и загнулся от мощного удара в живот.
Рубоповцы все взяли на себя: Макарыч быстро обездвижил того, что стоял в дверях, а Санька стремительно бросился на второго. И через две минуты они уже волоком тащили бесчувственных ребятишек в подвал, чтобы там приковать их собственными наручниками к толстенной отопительной трубе.
Священник осторожно выглянул в щель между занавесями во двор, но было не похоже, чтобы сторожить поповский дом оставили кого-нибудь еще, кроме этих двоих. Тихо, пустынно и темно.
«Интересно, Скобцов сейчас дома? – подумал священник. Дом, в котором проживал теперь начальник местной милиции, он знал. – Вот удивится, когда мы втроем к нему заявимся! Или не удивится? Ладно, лишь бы в область вслед за омоновцами не умчался…»
Он сходил в спальную комнату, бережно взял спящего без задних ног Мишаньку и прижал его к груди. Сама мысль о том, что, повернись что не так, и его сынишка останется сиротой, разрывала ему грудь. Но он не имел права зацикливаться на этих мыслях, а потому вздохнул и решил идти до конца, чего бы это ему ни стоило.
Из подвала вышли Макарыч и Санька. Мужики переглянулись и, не сговариваясь, рванули к дверям. Теперь каждая секунда была на вес золота: женщин могли демаскировать в любой миг. Если уже не демаскировали.
Они выскочили во двор, быстро прошли вместе со священником к придорожной кафешке, и отец Василий подошел к задумчиво сидящей под почти пустым навесом Вере.
– Приглядишь? – только и спросил он.
– Конечно, батюшка, – серьезно сказала Вера и приняла Мишаньку. – Уй, ти мой маленький! Ну, иди к тете Вере… А вы сами-то надолго уходите?
– Теперь и не знаю, – честно признался священник.
Вера сокрушенно покачала головой, но ничего не сказала. Она была достаточно умной женщиной.
Они вернулись к дому попа, спустились на бегущую сквозь камыш извилистую тропинку, стремительно промчались к Студенке, не разуваясь, чтобы быстрее бежать, перебрались по дамбе на ту сторону и минут через пятнадцать интенсивного бега оказались в новом микрорайне неподалеку от Волги. Квартира Аркадия Николаевича Скобцова была именно здесь.