Без имени

Demi Urtch

– Куда ты рвёшься?

Панель у входа осуждающе мигает красным огоньком. Дайно щурится в ответ, изучая связь между ней и замком.

– Уйти, – рассеянно отвечает между делом. – Для тебя опасно, что я здесь.

Мабья молчит. Её нежелание отпускать ужасно мешает – всё путается перед глазами и не приходит простое решение.

– Кто за тобой гонится? Расскажи мне. – Мабья делает паузу, но, не дождавшись, торопливо продолжает: – Помнишь Бейро, сына Месны? Он теперь работает у Сейги, может, мы могли бы…

–

За мной вряд ли гонятся.

– Ты сказал, тебя ищут.

– Возможно, – поправляет Дайно. – Один человек, я не помню имени. Но он почти наверняка потерял след уже давно.

Мабья растерянно выдыхает.

– Тогда почему ты хочешь уйти? – спрашивает с плохо скрываемым раздражением.

– Для тебя опасно, что я здесь, – терпеливо повторяет Дайно наибольшее, что может сказать.

Мабья, кажется, обдумывает – долго. Наконец со скептичным смешком говорит:

– Хочешь сказать, ты для меня опасен?

Дайно кивает.

Медленно-медленно, но что-то нащупывается.

– И почему?

– Я забираю у тебя силы. Если останусь, ты умрёшь.

Мабья нервно смеётся за спиной.

– Да что за бред! Ты это себе придумал, на меня поглядев?

– Я не выдумываю, – успевает Дайно вставить перед тем, как Мабья разражается тирадой, отчаянной, злой, больной.

– Гатья, да что с тобой сделали, что случилось с твоей несчастной головой! Я четыре грёбаных года тебя ждала, всё передумала. Что не надо было тебя отпускать, что тебя убили где-то. Что ты просто не хочешь возвращаться, что это потому что тогда я прогнала ту девчонку или потому что заставила тебя пойти на механика. Я чуть с ума не сошла…

Она резко вдыхает, прижимает руку ко рту – Дайно догадывается по звуку.

– Нет, нет, я тебя ни в чём не виню, – продолжает совсем другим тоном, слишком мягким, как с больным. – Хочешь – уйдёшь. Но сначала мы покажем тебя врачу. Пусть посмотрит, что там у тебя болит…

Теперь Мабья однозначно желает отвезти сына в больницу, поэтому Дайно очень чётко видит расклад путей. И по ним совсем не улыбается идти – кто знает, как подействуют психотропные.

Дайно делает глубокий вдох, выдох. И без препаратов сложно сосредоточиться.

По комнате протягивается невидимая сетка, неряшливая – с дырами и слабыми узлами. Дайно подцепляет ей фотографии на полке, тяжёлую вазу на полу, стопку древних журналов в углу и ещё какую-то мелочь. С усилием заставляет зависнуть в воздухе. Не держит долго, отпускает – что-то звонко трескает. Этого достаточно, чтоб заставить Мабью замолчать. Чтобы напугать её и сбить с толку.

И, когда перед глазами немного проясняется, Дайно, ни о чём особо не заботясь, резко бьёт силой в найденную точку – маленькую брешь в защитной схеме. Под истерический вой сигнализации распахивается дверь, и Дайно поспешно выскакивает на улицу. В босые ноги неожиданно больно впиваются камни, и подошвы печёт ещё не

остывшая земля.

Что Дайно делает? Зачем?

Не давая себе времени раздумать, Дайно едва не бегом добирается до ворот. Они, как назло, тоже заперты. Дайно прикладывает ладонь к створке рядом с замком – и сразу отдёргивает. Нагретый солнцем металл жжёт.

Они могут стать свободными. Если вырвать из себя с мясом желание оставаться и делать, что говорят. Если выдрать из себя страх свободы.

Дайно сжимает зубы и снова кладёт руку на ворота. Боги сопроводили запреты болью – и так приучили терпеть боль. Раньше у Дайно было значительно больше сил, вместе с ними гораздо выше был болевой порог. Но, наверное, и так можно справиться.

– Дайно!

Мабья выскакивает за порог. Приходится резко взмахнуть свободной рукой, слегка чиркнуть по земле силой, поднимая клубы песка – так, отпугнуть.

На неожиданном злом кураже замок удаётся открыть с первого раза. Дайно толкает створку и, едва сделав пару шагов, падает в пыль, ударяясь коленями и сдирая ладони. Голова кружится. После долгого голодания казалось: сил много. Неверный расчёт…

Дайно шипит сквозь зубы – от боли, от досады. Оборачивается. Мабья приближается медленно и осторожно, словно боясь вспугнуть. Так же медленно поднимает руки.

– Дайно… – говорит негромко и вкрадчиво.

– Не надо, – хрипло просит Дайно, чувствуя, что ходит где-то по грани запретов.

Мабья останавливается.

– Что «не надо»?

Стоит большого усилия сказать:

– Называть меня так. Не надо.

Дайно садится, отряхивает с рук горячий песок. С прищуром смотрит, как затягиваются царапины – слишком медленно для безымянных, но всё ещё быстрей, чем у людей.

– Тогда как мне тебя называть?

Это хороший вопрос. Правильный.

Дайно подавляет желание задумчиво потереть бровь чужим жестом.

– У меня нет имени, – отвечает традиционной фразой. И добавляет от себя: – Лучше никак.

Связь не обрывается. Значит, Мабья не верит, по-прежнему считает своим сыном. Что ж, в любом случае, это будет влиять меньше, если она вправду перестанет произносить имя вслух.

Мабья молчит, явно решая, что сказать. Дайно пользуется этой паузой: пытается придумать, как навести на нужные мысли, не нарушая правил. Успевает раньше.

– Скажи, твой сын был магом? – бубнит под нос скороговоркой, глядя на проползающую мимо сизую многоножку – как будто к ней обращаясь.

Мабья слышит.

– Магом он не был, – отвечает хмуро и раздражённо. – И я хотела бы знать, как стал. И что сталось с его несчастной головой.

Дайно чуть улыбается. Это не вопрос, но всё-таки фразу можно трактовать так. Здесь уже можно развернуться.

– У меня нет никаких сведений, что стало с твоим сыном и его головой, Мабья.

Она заметно напрягается.