Без имени
Шрифт:
– И кем же… кто же ты тогда?
Дайно удовлетворенно кивает себе – запрос получен. Вот только б ещё Мабья поверила.
– На юге нас называют «алиптэ», но это значит: «безымянные». У нас нет названия, имён и лиц. Мы принимаем тот облик, который нам дают люди. Я выгляжу так, как ты хочешь. – Дайно видит, что Мабья собирается перебить, поэтому продолжает громче и быстрей: – Мы созданы, чтоб помогать исполнять цели, желания. Мы берём взамен силу. Тебе плохо, потому что ты хочешь видеть сына и я беру твою силу за это. Ты не веришь, но я могу доказать. Я не
Мабья молчит очень долго, а у Дайно снова навязчиво крутятся в голове образы про лечебницу.
Кажется, это будет долгий и трудный путь – переубедить её. Но уйти сейчас не проще. Дайно совсем не чувствует сил – и воли – чтобы уйти.
– Хорошо, – обманчиво легко соглашается Мабья. – Ты не мой сын, и у тебя нет имени. А ещё у тебя нет обуви, еды, и ты едва стоишь на ногах. Скоро стемнеет, станет холодно, ты простынешь и совсем сляжешь. И на дорогах неспокойно сейчас. Давай вернёмся в дом.
Про дороги она, скорей всего, привирает, да и едва ли Дайно может простыть. Но в основном Мабья права.
– Пожалуйста, не пытайся меня запереть или увезти куда-то, – на всякий случай говорит Дайно. – Я опять стану портить вещи и не обещаю, что не наврежу тебе. Я могу.
– Конечно, – хмыкает Мабья.
Не то чтобы Дайно ей верит.
Мабья без особой боязни помогает встать и снова отводит в комнату. Там Дайно практически падает на кровать. Мабья приносит на скорую руку слепленный ужин. Забавно, как то и дело меняются их роли: то один хлопочет над чужой слабостью, то второй. Дайно не помнит, когда о нём так заботились.
Вид еды не вызывает аппетита – как и всегда, – но, к удивлению, Дайно чувствует вкус, и перебарывать себя не приходится. Становится даже как будто немного легче.
– Ты сказала, что можешь позвать кого-то, кто не станет болтать, – говорит Дайно, откладывая ложку.
– Ну?
– Позови. Не говори, к кому. Последи, кого во мне увидит.
Мабья недовольно поводит плечами и ничего не отвечает, а Дайно откидывается на подушку и не то засыпает, не то снова теряет сознание.
Придя в себя, слышит чужой голос и сперва немного пугается: что, если Мабья всё-таки решила вызвать подмогу, чтоб увезти Дайно в больницу? Хватит ли сейчас сил на сопротивление? Прежде Дайно не приходилось переживать о таком, никто не мог бы удержать где-то против воли иначе, чем заключённой сделкой. Как получается, что на свободе Дайно как будто несвободнее?
Но чужой голос только один, женский и немолодой. Вроде бы, Мабья называла её Месной.
Она заходит в комнату и мешкает на пороге несколько секунд. Смотрит со сложным выражением, которое Дайно видеть уже привычно: смесь удивления, узнавания, неверия, чего-то вроде восхищения.
– Я думала, речь о мужчине, а не о девушке, – только и замечает Месна.
Дайно смутно чувствует наложенный ей образ: красивую молодую женщину с южными корнями. Большего не понять, пока имя не скрепит всё, а его Месна так и не называет. Она молчалива, собрана и совсем не задаёт вопросов, что, честно говоря, вызывает симпатию.
Пока Месна осматривает
Потом Месна говорит что-то про тепловой удар и незначительные ушибы, а Дайно не слишком вслушивается. Приток силы становится очень маленьким, и всё как-то плывёт перед глазами. Мабья и Месна говорят ещё о чём-то за дверью. Кажется, Месна даёт какие-то рекомендации и обещает приехать снова. Кажется, Мабья что-то врёт ей, нервно и путано, что-то о том, откуда здесь Дайно.
Не-Дайно.
Громко гудит мотор отъезжающей машины – ещё не стёршимся образом сына Мабьи не-Дайно знает, что у Месны сломан глушитель.
Мабья долго не заходит в дом, не-Дайно даже думает, что она, возможно, уехала тоже. Но она возвращается, становится на пороге комнаты, вцепившись в косяк. Смотрит. Не-Дайно чувствует её страх, а желаний почти не ощущает.
– Ты правда… – начинает Мабья и замолкает.
Сглатывает.
– Что ты знаешь о моём сыне? – произносит хрипло и жёстко.
Не-Дайно пожимает плечами.
– Только то, что ты о нём знаешь. Что помнишь.
– Ты читаешь мысли? – Она стискивает косяк сильнее.
– Нет. Просто многое… чувствую.
– А это не одно и то же? – Мабья хмыкает горько и с вызовом.
– Не одно. Я чувствую, чего ты хочешь, потому что моя задача – исполнять желания. Чувствую твои ожидания от меня. Анализирую то, что вижу. Но я не знаю, что ты думаешь, не могу заглянуть тебе в голову, – терпеливо поясняет не-Дайно и, подумав, добавляет: – Сейчас я знаю только то, что ты меня боишься.
Пока Мабья молчит, не-Дайно прикрывает глаза. Не открывает и тогда, когда она заговаривает:
– И с чего мне верить тебе?
– Ни с чего. Ты не обязана. Но я не могу врать. Буквально не могу. Я не знаю, как доказать.
Произнести то, что не считаешь правдой, просто физически невозможно. Видимо, боги боялись, что безымянные станут их обманывать.
Не-Дайно слышит, как Мабья тяжело опускается на пол у стены.
– И зачем ты сюда пришёл? Зачем притворился моим сыном, если в итоге всё равно сбегаешь? – У неё больной и усталый голос. В нём еле различима истерика.
– Я иду на север. Твой дом по пути. У меня просто кончились силы. Если можно, я побуду тут немного и уйду. – Хотя неясно, зачем теперь тут оставаться, если они больше не связаны именем. – И я не выбираю, как выглядеть.
– Ты правда не знаешь, где мой сын?..
– Правда.
Посидев ещё немного, Мабья поднимается и уходит.
Не-Дайно долго не видит её – наверное, около суток, – хотя слышит, как она бродит по дому. Как занимается обычными делами, старательно игнорируя комнату сына. В ответ не-Дайно не выходит за порог. Большей частью просто лежит, глядя в щели в жалюзи. Вряд ли так что-то поменяется в состоянии, раз Мабья не даёт силы больше. Непонятно, зачем лежать здесь. Непонятно, как идти дальше. Может, стоит притвориться больным, когда в следующий раз приедет Месна, может, Мабья разрешит ей забрать не-Дайно к себе.