Без имени

Demi Urtch

Рури отвечает неохотно:

– Не все могут.

– Ты особенная?

– Можно сказать. Пойдём, Лейб. Правда. Станет легче.

И он идёт. Рури не боится поворачиваться к нему спиной. Не заговаривает с охранниками. Один раз кто-то из них окликает её, что-то спрашивает на тайчанском. Рури отвечает коротко и сдержанно. Кажется, торопится пройти.

Этих коридоров Лейб уже не помнит, даже если и проходил, когда только попал сюда. Больничная обстановка уступает место всё такой же сдержанной, но более напоминающей какую-нибудь базу. Белый и кремовый становятся пыльными,

переходят в оттенки стали и песка. Каким же извращенцем надо быть, чтоб, постоянно видя их на улице, занести ещё и сюда. Герзе, сколько Лейб помнит, отдавал предпочтение винному цвету и тёмному дереву. Роскошно, но не крикливо. Немного угнетающе. Забавно, эти цвета Лейба и окружали дома, хотя он сам никогда не любил красный.

Люди, попадающиеся по пути, выглядят занятыми, иногда переговариваются о чём-то деловито. На Лейба смотрят хмуро. Что поделать, радушно его встречали, кажется, только в барах.

Рури снова натягивает капюшон, прячет руки в карманах, в то время как Лейбу жарковато даже в футболке.

Ах, а ещё теперь видно его татуировку. Точно. Вот почему все так косятся. Действительно, рубашка с длинным рукавом не помешала бы.

– Эй, с тобой всё в порядке? – всё-таки спрашивает Лейб, когда они ещё куда-то сворачивают и остаются одни.

Очередная дверь открывается от сигнала браслета Рури. Интересно, насколько широкий у неё доступ? А Лейб не может выйти даже за дверь палаты без отклика снаружи.

– В порядке, – напряжённо и недружелюбно откликается Рури.

Лейб хмыкает со всей возможной выразительностью.

За дверью оказывается нечто вроде мастерской, хоть набор инструментов, насколько Лейб видит, довольно скромный. Каморка маленькая, стабильно аскетичная и освещённая холодными голубоватыми лампами. Лейб передёргивает плечами.

Уже хочет едко спросить, нельзя было найти место поуютней, когда Рури внезапно говорит:

– Мне тяжело, когда много людей рядом. Но это нормально. Можно сказать, «в порядке».

Лейб удивлённо оборачивается.

– С каких пор у тебя социофобия?

Вообще-то не то чтоб они много бывали в людных местах. Лейб жил своей жизнью – со схемами, бесконечным поиском материалов и запчастей, потом – попытками выручить деньги за то, что из них получилось, а Рури… ну, она тоже как-то жила. Где-то пропадала. Лейб мельком был знаком с некоторыми её друзьями, и с ними она не выглядела чрезмерно тихой или стеснённой.

И Лейб не знает, что с ней было после того, как…

– Лейб, генератор, – Рури окликает неожиданно тяжело и жёстко, а смотрит так, будто он сделал что-то плохое прямо сейчас.

Хотя Лейб вообще ничего пока не успел сделать.

Он растерянно пожимает плечами и подходит к столу, на котором покоится престарелая механическая махина. Копанию в ней Лейб уделяет следующие пару часов. Рури не уходит: нахохлившись, садится сбоку, следит за руками Лейба. Боится, что он соберёт тут что-то не то? Раздражает, хотя одновременно вроде как приятно, что она верит, будто он может сварганить что-то опасное из этой ерунды.

Он и правда может.

В какой-то момент Лейб перестаёт обращать внимание и даже почти забывает,

что рядом кто-то есть. Пока Рури не начинает задавать вопросы. Зачем он протирает вот это. Почему раскручивает то. Что ему не нравится в этой детали.

– Хэй, хватит, – не выдерживает Лейб. – Мы договаривались на починку, а не мастер-класс. Я тут не в носу ковыряюсь, дай мне сосредоточиться.

Рури вдруг смеётся, тихо и коротко, но искренне.

– Что? – Лейб насупливается.

– Когда я так прошу, ты не слушаешься. Буду дальше спрашивать. Вот это что, Лейб?

Он в раздражении кладёт на стол инструменты. Выходит шумно и, пожалуй, неаккуратно.

– Веселишься, да? Не похоже, чтоб тебе так важен этот генератор. Я устал, хочу обратно в комнату.

Рури открывает рот, и Лейб знает: сейчас она назовёт его ребёнком, как дразнила всегда.

Но вместо этого Рури болезненно морщится, прижимает к губам костяшки пальцев. Говорит изменившимся, хриплым голосом:

– Мы договаривались, что ты постараешься, Лейб, и что это оцениваю я. Я думаю, ты стараешься недостаточно.

Лейб судорожно стискивает ткань футболки. В груди жжёт и тянет, дышать тяжело, и заполошно заходится сердце.

– С-с-стерва…

– Вернись к работе, Лейб.

А ей, кажется, нравится, что он страдает!

Конечно, как он мог забыть, что она…

Рури внезапно вскакивает и выходит из комнаты.

Лейб мог бы воспользоваться этим, чтоб попробовать собрать что-то полезное для себя, но вместо этого вынужден ждать, когда успокоится дыхание. А потом просто сидит, отупело разглядывая детали на столе и наслаждаясь покоем.

Рури возвращается, наверное, через четверть часа, хотя, по-честному, Лейб не следит за временем. Да ему и не по чему.

– Пойдём, – говорит она. – Ты прав, отдохни. Продолжишь потом.

Стоило бы, наверное, попробовать раскрутить Рури на браслет, но Лейб не хочет говорить сейчас. Да и вряд ли ему правда позволят получить что-то такое.

В комнату они возвращаются молча.

***

Браслет барахлит. Мабья говорит, это из-за каких-то местных глушилок, но Рисна ведь видит, что Есто и остальные своими прекрасно пользуются. Так что наверняка это всё потому что Мабья вырубила его абы как тогда, дома! Хуже неё только Есто. Он вообще не ценит технику и обращаться с ней не умеет. Постоянно ломает что-то. Хоть бы и тот генератор, который пытался починить, а сделал хуже. Вот носится с ним теперь. Говорят, заставляет этого своего Лейба возиться. Рисна как-то видела их в коридоре, хотя вообще-то ей не разрешают тут сильно сновать.

Скучно.

Рисна переворачивает страницу учебника, спохватившись, что слишком долго пялится в одно место. Хоть бы Мабья не попросила пересказать потом.

Положив особым образом руки, Рисна снова щёлкает по браслету. Тот пытается обработать команду, но тут же сдаётся, бедненький. Рисна досадливо ёрзает на стуле, тянется к кувшину с водой.

– Маб, вода кончилась. Я схожу?

– Иди. – Мабья не поднимает головы, только продолжает ловко плести полотно из шнурков – будет сумка. – А потом перескажешь мне параграф.