«Без меня баталии не давать»

Мосияш Сергей Павлович

— Ваше величество! Ваше величество! — вскричал Мазепа, от волнения перейдя на родной язык. — Треба скорийше на Батурин, я там для вас припас триста пушек, много пороху, гору провианта. Ой, скорийше повертаймо!

Карла не надо было уговаривать. У него осталось всего тридцать четыре пушки, пудов десять пороху, а уж о провианте и говорить нечего.

Он скорым маршем двинулся на Батурин, а когда подошёл к Десне и начал паромную переправу, на него напала дивизия Гордона. Карл открыл огонь изо всех пушек, не жалея ни пороха, ни картечи (всё это возместит многократно Батурин!), и отбил

все атаки русских.

К вечеру шведская армия была на левом берегу Десны, до Батурина оставалось шесть миль.

Но едва наступила ночь, как далеко впереди вспыхнул огонь, потом донёсся приглушённый расстоянием сильный взрыв, а после него зарево осветило едва ль не полнеба.

«Господи! Порох, — бормотал Мазепа. — То ж мий порох».

Они шли всю ночь на этот пожар, который к утру сник, словно испугавшись рассвета.

А когда рано утром 2 ноября наконец подошли к Батурину — города не было. Дымились одни головешки, да в уцелевших воротах висел полковник Чечел, высунув длинный язык, словно дразня им своего гетмана.

— О несчастные наши початки, — сказал дрогнувшим голосом Мазепа, и взглянувший на него Орлик увидел, как покатились по щекам гетмана крупные слёзы. И только сейчас рассмотрел генеральный писарь, насколько стар и жалок человек, перед которым совсем недавно он трепетал и которого смертельно боялся. Да и не он один.

22

Новые хитрости Мазепы

Пётр внимательно осмотрел свой генералитет, собравшийся на военный совет.

— А где гетман Скоропадский?

— Я здесь, государь, — сказал от дверей гетман, только что переступивший порог. — Прости, что запоздал, но дело вельми важное задержало.

— Какое? — спросил Пётр, хмурясь.

— Только что со своим полком перешёл от Мазепы назад полковник Даниил Апостол [108] .

— То доброе дело, — улыбнулся Пётр. — Где он?

— Я привёз Апостола с собой. Он сам просится к тебе, у него есть какое-то важное дело.

108

...перешёл от Мазепы назад полковник Даниил Апостол. — Даниил Павлович Апостол (1654—1734) — последний выборный гетман Левобережной Украины (с 1727 г). Участник Северной войны и Персидского похода (1722).

— Приму сразу после совета. А сейчас садись, гетман. Пора начинать.

Пётр на несколько мгновений вздел очки, чтобы только заглянуть в какую-то бумагу, потом снял их и начал говорить:

— Господа генералы, начинается зима, и поскольку день генеральной баталии надлежит нам шведам указать, я думаю, ни зимой, ни весной оной не будет. Ибо на одной этой баталии можно утратить главное счастие и благосостояние государства. Зиму ещё и весну будем томить неприятеля, а уж летом что Бог даст. Возможно, Карл сам пардону запросит. Впрочем, я намерен в следующем году ещё раз предложить ему мир.

— Сколько ж можно ему предлагать, —

сказал Ментиков. — Его бить надо.

— Бить — это твоё дело, светлейший. Мне же и государству нашему мир зело нужен. Вот ныне мы на юг притекли, и стало ведомо нам, что Карл начал склонять турок к войне против нас. Турки эти домогательства пока без внимания оставляют, но на них надёжа, как на весенний лёд. А посему я отъеду на зиму в Воронеж, где мы флот строим. Ибо лишь флотом мы можем турок к миру наклонять, ничем иным. Чем будет флот сильнее, тем султан мягчее. А посему вот вам мой наказ на отъезд. Ты, гетман, с своими казацкими полками уйдёшь за линию Нежин — Лубны, дабы с запада королю досаждать. И это ещё на тот случай, ежели к нему сикурс явится от Лещинского. Тогда повернёшь полки на запад, и не давай неприятелю соединяться. Тебе, генерал Гольц, идти с дивизией за Днепр на правобережье, тоже на тот случай, дабы упредить поляков.

— Там, государь, может быть и генерал Крассау, — заметил Гольц.

— С генералом Крассау будь аккуратнее. Это швед, а значит, драться умеет. С поляками вступай в баталию безбоязненно, а со шведами не увязай. Действуй налётами. Теперь тебе, Борис Петрович, — поворотился царь к Шереметеву. — Продолжай с королём те же обороты, ходи рядом, тревожь, не давай ему покоя. И ещё, господа генералы, стыд головушке, от шведа дезертир пошёл, а мы его обдираем. Вот ты, генерал Боур, прислал мне на допрос дезертира, а сам у него платье отобрал и лошадь. И как, на это смотря, другим к нам переходить? А? Если кто на сие дерзать впредь будет, того бесчестить буду.

— Но я ж воротил ему всё, — сказал Боур.

— Воротил, но лишь с моего указу. А это не дело — по всякому пустяку царского указу ждать. Нам шведам уподобляться не пристало. Я десять твоих офицеров, Борис Петрович, отдал под суд за обиды населению малороссийскому. И впредь кого замечу в грабеже, строго карать буду — вплоть до отнятия живота.

— За каждым же не уследишь, государь, — сказал Шереметев.

— Следить не надо. А вот к слезницам и жалобам местного населения слух иметь обязан, дабы встречали нас не с опаской, но с радостью.

Указав едва ли не каждой дивизии её место в зимней кампании и определив всем задачи, царь наконец распустил военный совет.

— Ты останься, Данилыч, — сказал он Меншикову, хотя тот, кажется, и не собирался уходить. — И ты, Гаврила Иванович. Сейчас полковника Апостола послушаем. Зови его, гетман.

Даниил Апостол был высок, широкоплеч, в казацком жупане, но без сабли.

— Садись, Полковник, — кивнул ему Пётр на лавку и, дождавшись, когда тот усядется, спросил: — Ну так как там дела, расскажи?

— Худые там дела, государь.

— Знаю. О том денно и нощно сам пекусь. Что Мазепа?

— Мазепа в отчаянье, ваше величество. Он мне вам велел передать...

— Он? Мне? — удивился Пётр.

— Да, вам. Но одному чтоб, с глазу на глаз. — Апостол покосился на Головкина.

— Говори при них, они — это я. А граф с Мазепой давно возится. Верно, Гаврила Иванович?

В вопросе царя, в его интонации Головкину слышался упрёк: мол, ты вёл следствие, ты судил доносителей на Мазепу.