«Без меня баталии не давать»

Мосияш Сергей Павлович

Вскоре дотошные солдаты, не пропускавшие ни одной щели или ямки на пути, вытащили ещё крестьянина, которого тоже доставили к генералу. Лагеркрона решил проверить, не обманывает ли их проводник, спросил:

— Скажи-ка, в какой стороне Стародуб?

— А вот по этой дороге как идти, да как забирать вправо, так к нему и придёшь, пан, — отвечал крестьянин.

«Видно, не врёт провожатый, — подумал Лагеркрона. — Надо этого в обозе оставить для проверки того. Если тот где слукавит, этот подскажет».

Так

и остались при шведском авангарде два лазутчика Ивана Скоропадского и дело своё исполнили лучше некуда. Провели Лагеркрону на юг вёрстах в пяти западнее Стародуба и, заведя его подальше почти до Пануровки, благополучно исчезли.

Пока Лагеркрона кружил по лесам, в Стародуб пришла помощь от Шереметева во главе с генералом Инфлантом. И полковник Скоропадский с радостью исполнил повеление гетмана — впустил в город пришедшие первыми войска — четыреста драгун и четыре батальона пехоты при полном вооружении, с пушками и порохом.

От главнокомандующего Шереметеву ведомость поступила, что к Стародубу сикурс спешит — полки Нежинский и Черниговский.

Теперь Стародубу не то что какой-то там Лагеркрона, а и сам король не страшен был.

Карл XII, десять дней не получавший от Лагеркроны никаких вестей, извёлся весь. Ещё бы, по сведениям лазутчиков, в Стародубе сосредоточены большие запасы провианта, которого вполне хватило бы для зимовки армии. Зима на носу, каждый день заморозки, а то и снег посыплет. Пора, пора становиться на зимние квартиры.

— Но где же Лагеркрона, чёрт побери? Взял ли он Стародуб?

На вопрос короля лишь ещё через два дня ответ воспоследовал: Лагеркрона заблудился и Стародуба не нашёл.

Карл в гневе выхватил тяжёлую шпагу и так ахнул ею по столу, что присутствующие вздрогнули, словно от выстрела.

— Сумасшедший, дурак! — вскричал король. — Не найти целого города?!

Он ругал самыми последними словами Лагеркрону, что тот не смог взять Стародуба, что позволил туда войти русским драгунам. Но когда гнев королевский поутих, а шпага воротилась на своё место — в ножны, Гилленкрок спокойно заметил:

— Если бы он даже нашёл Стародуб, ваше величество, он бы всё равно не смог бы его взять.

— Почему?

— Казаки б не позволили.

— Но не найти города! Это как? Можно ж было кого-то спросить.

— Некого спрашивать, ваше величество. В сёлах нет живой души. Все жители разбежались.

— Сей же час отправьте этому сумасшедшему приказ: немедленно воротиться и взять Стародуб.

— Но достанет ли ему сил, ваше величество? — заметил Гилленкрок.

— Недостало ума взять даром, пусть теперь берёт силой.

Но на этом неприятности не кончились. Вечером к Карлу ввели оборванного, заросшего солдата, который сообщил сиплым простуженным голосом:

— Корпус генерала Левенгаупта разбит, ваше величество.

— Что

ты мелешь? — нахмурился король. — С чего ты взял это?

— Я... Я сам оттуда, — прохрипел солдат.

— Как это было? Говори.

— Мы дрались весь день, ваше величество. Хорошо стояли. Но русские окружили нас со всех сторон, а вечером ударили из сотен пушек. Картечь валила целые батальоны. Это надо видеть...

— А где Левенгаупт?

— Не знаю, ваше величество. Остатки корпуса были рассеяны.

— Иди, — буркнул сердито король. — Да держи язык за зубами, если голова дорога.

Солдат ушёл. Король остался и долго сидел в молчаливом одиночестве, не позволяя даже зажигать свечей.

Потом уже в темноте он прошёл к генерал-квартирмейстеру, сел у стола на походный стул, спросил:

— Вы уже знаете, Аксель?

— Знаю, ваше величество, — вздохнул Гилленкрок.

— Может, врёт солдат. Со страху чёрт знает что могло показаться.

— Не думаю, ваше величество. Солдат старый служака, оттого, видать, и уцелел. Может, где и преувеличил, но в основном, наверное, так и было.

Ах, как хотелось Гилленкроку сказать: «Это ведь мы с Пипером предвидели. И предупреждали». Но не смог генерал-квартирмейстер упрекнуть монарха в его ошибке, не посмел. Он вполне оценил то, что король со своими переживаниями пришёл не к фельдмаршалу, а именно к нему — Гилленкроку, совсем недавно звавшему армию навстречу Левенгаупту. Уже одно это говорило, что король, кажется, понял свою ошибку. Он, конечно, никогда в этом не признается (монарх всегда прав), но, дай Бог, чтоб хоть понял, к кому надо прислушиваться.

Не менее часа Карл просидел у генерал-квартирмейстера, а перед уходом в самых дверях сказал полувопросительно:

— Неужели счастье начинает изменять мне, Аксель?

В другое время Гилленкрок бы сказал что-то утешительное: «Да нет, да что вы», — но сейчас промолчал, не посочувствовал повелителю. Пусть хоть молчание примет за упрёк себе его величество.

И уж совсем был поражён Гилленкрок, когда через несколько дней перед королём и всем штабом предстал сам Левенгаупт, приведший в лагерь менее семи тысяч солдат. Карл шагнул к нему навстречу, обнял и, хлопнув по плечу, сказал:

— Поздравляю тебя, Адам, со счастливым делом. Ты настоящий герой!

Ошарашенный Левенгаупт ничего не мог понять. Уж не смеётся ли над ним король?

— Но, ваше величество, я потерял...

— Потом, потом, генерал. А сейчас веди меня к своим героям.

Гилленкрок был поражён именно этой показной бравадой короля, который в одиночестве пред тем был мрачен и малоразговорчив. Карл начал лицемерить.

18

Бегство Мазепы