«Без меня баталии не давать»
Шрифт:
— Ну держись, Бусел.
И дёрнул вроде бы не сильно, но вытащил больной зуб.
— Вот. Возьми на память.
Мужик закрыл рот, взялся по привычке за щёку, сидел тихо, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Ну как? — спросил Пётр.
— Вроде стихат, — отвечал Ясь, ещё не смея верить в избавление от боли.
Пётр опять повернулся к аптечке, в крохотный стаканчик налил жидкости.
— На-ка выпей.
Мужик послушно опрокинул стаканчик в рот и выпучил глаза. Закашлялся.
— Спиритус, —
— Ой, спасибо, ваше благородие, — начал благодарить Бусел. — За кого ж мне теперь молиться-то? Радость-то какая! А?
— Молись за Петра Михайлова, — усмехнулся денщик и схватил уже закрытую Петром аптечку.
— Ваш благородие, коли ты лекарь, не глянешь ли жёнку мою? — попросил Бусел, видимо расхрабрившись от хмельного.
— Где она?
— Да там же, в сенцах за завеской.
— Пойдём посмотрим. Павел, захвати свечей.
В сенцах Петру пришлось пригибаться, слишком низкими они для него оказались. Он прошёл за дерюжную занавеску, там на деревянной кровати лежала измождённая, больная женщина.
— Это лекарь, Марыся, — сказал Бусел, выглядывая из-за Петра. — Скажи ему, что у тебя болит.
Пётр присел на край ложа, взял руку женщины, потрогал её влажный лоб. Подумал: «Никак, лихорадка».
— Я оставлю для неё порошков, — сказал он Ясю. — А есть вари ей овсяную кашу и кисель овсяный. Овёс-то есть у тебя?
— Нету, ваше благородие, но я выменяю в соседней веске.
Павлу опять пришлось открывать аптечку. Пётр достал пачку порошков, отдал Буслу.
— Вот, пусть пьёт перед едой.
В это время в сенцы заглянул драгунский сотник.
— Господин капитан, кони засёдланы. Можно ехать.
— Сейчас едем, — отвечал Пётр. Ещё раз притронулся ко лбу больной и поднялся. — Так понял? Корми овсянкой бабу.
— Но она же плохо ест, ваше благородие.
— Рви конотоп, суши и пои отваром. — И, пригнувшись, чтоб не задеть головой об обрешётку потолка, Пётр вышел из сенок.
Бусел хотел схватить руку его благородия, чтобы поцеловать за такую заботу и милость, но не успел. Уже опьянел мужик. Вышел во двор и, стоя тут же у двери, шептал слова благодарности и кланялся, кланялся постояльцам, пока все не съехали со двора во главе с долговязым капитаном-лекарем.
6
Головчинский бой
Как ни спешил Пётр к первому бою, но опоздал к нему. Реляцию о нём получил в пути.
— Кто писал? — спросил посыльного, разрывая пакет.
— Граф Шереметев и князь Меншиков, ваше величество.
«Раз вдвоём одну бумагу сочиняли, значит, помирились два медведя
А рассорились светлейший князь с графом из-за кавалерии. Меншиков, командуя ею, желал полностью отделиться от пехоты и наносить удары неприятелю с тыла самостоятельно. Шереметев считал такое разделение опасным, ибо сие оставляло пехоту без прикрытия. Сыр-бор разгорелся до того, что Шереметев стал грозиться отставкой.
Царь надеялся, что князя с графом примирит военный совет, хотя сам более склонялся на сторону фельдмаршала. Но, как ни странно, «натянул светлейшему нос» с его кавалерией король шведский, чем в немалой степени способствовал примирению высоких спорщиков.
Карл инсценировал подготовку к переправе через Березину у Борисова, да столь искусно, что даже сами шведы поверили, что там она и будет. Где же уж было не ошибиться светлейшему. Он собрал свою кавалерию под Борисов, заранее предвкушая рубку у переправы. А Карл переправился много южнее.
Конфуз этот дошёл до Петра, и он в письме, слегка пожурив фаворита, наказал: «Пусть сие станет тебе добрым уроком, впредь не давай себя на мякине обманывать».
И вот первый серьёзный бой с Карлусом.
«...конницей атакуя, мы неприятеля многажды с места сбивали, и, если б прибывшему сикурсу было где оборот сотворить, неприятельское войско могло б всё разориться...»
— Ай да молодцы! — не удержался Пётр от восклицания.
«...но, не желая без вашего величества учинять главную баталию, полки без всякого урона отошли, нанеся шведу потерь вдвое больше нашего. И королю утехи мало из сей баталии, кроме уступления места».
— Ай молодцы, — повторил Пётр, закончив чтение, и обратился к посыльному: — Ты, братец, немедля поскачешь обратно. И передай, что я всех их желаю видеть в радости и здоровье. И скоро буду сам. Скачи. Бери свежих коней и скачи.
Отправив посыльного в ставку фельдмаршала в Горки, Пётр сел за письмо Апраксину, желая ободрить адмирала приятной вестью:
«...Я зело благодарю Бога, что наши до генеральной баталии виделись с неприятелем хорошенько и что от всей его армии наша одна треть бой выдержала и отошла».
Однако, прибыв через два дня в Горки, царь узнал, что баталия оказалась не столь счастливой, как было написано в реляции. Вызвав фельдмаршала для разговора с глазу на глаз, царь спросил сердито, подёргивая щекой:
— Так что, Борис Петрович, с коих пор ты стал на бумаге столь славно воевать?
— Прости, государь, не хотелось огорчать тебя.
— Ага! А по приезде решили обрадовать: всю полковую артиллерию королю подарили! Так?
— Карл напал на Репнина ночью, силы неравные. Ани ките Ивановичу пришлось отходить.