«Без меня баталии не давать»
Шрифт:
«А ведь к отнятию живота присудит суюнн сын, — подумал Пётр. — Ну ничего, пусть трудится, всё едино последнее слово за мной будет».
7
Казачий налёт
Дорога в ночном лесу была раскисшей, грязной, и потому казачий отряд более двигался шагом, переходя на рысь лишь в местах песчаных и сухих. И хотя сотник воспретил
— Опять за конями послали нас али как?
— Не... Ныне коней брать не велено. Говорят, царю язык свейский занадобился.
— Так прошлой ночью Охрименко капрала приволок. Чем не язык?
— Приволокём и мы языка, може, получше Охрименкова. А то и коняшек прихватим.
— Так те кони у шведа — кожа да кости.
— Небось тебя стань ветками кормить, много жиру нагуляешь?
— Оголодал, видать, швед.
— Цыц! — повернулся ехавший впереди казак.
— Чего расцыкался, — окрысились на него.
— Дурни. То я «цыц» сотниковский передал. Скоро к Днепру выедем, велел языки прикусить. Швед наслухает, ещё пушкой жахнет.
— Швед счас дрыхнет без задних ног.
На какой-то песчаной прогалине отряд остановился. Негромко передавался приказ сотника: «Коней, ружья, палаши оставить. С собой — лишь ножи и кинжалы».
Поручив коней двум коноводам, дальше пошли пешком. Близость реки угадывалась по сырости, внезапно потянувшей в лицо, и по высокому тальнику, сменившему сосновый лес.
Вдруг из темноты явился человек, спросил тихо, хотя по всему он ждал отряд:
— Дончаки?
— Мы, — отозвался сотник и, подойдя, спросил: — Ну чего назирал, Иван?
— Назирал добрую добычу, сотник. Пополудни в замок яка-то важна птиця приихала. Може, полковник, а може, и сам генерал.
— Ну генералу сюда не треба, Иван.
— Ей-бо, сотник, така на нём одёжа гарная, вся в золотых галунах. И с ним народа человек двадцать.
— Ну пусть генерал. Дальше шо?
— А шо дальше? Сплять, наверно.
— Значит, они в замке остались?
— А куды ж им деться? До самой ночи возле него просидел. Солдаты костёр развели, что-то жарили, лопотали, потом угомонились.
— Караульщиков много?
— Тики одного бачил, шо у ворот. А в замке, кто ж его ведает, сколько понаставлено.
Казаков, чтоб все его слышали, сотник усадил на землю. И негромко начал:
— Так, хлопцы, в замке на той стороне спит важная птица. Её берём живьём. Остальных на нож. И без шума, шоб никто не успел стрелить. Яким!
— Га.
— Ты с братом снимешь караульщика у ворот. Петро, ты и твои хлопцы станете у всех окон и дверей снаружи. Кто в них сигает, тот и ваш.
— А ежели сама важна птица?
— «Птицу»
— А як же узнать, кто из них птица?
— Нюхай, дурень. От важных всегда духами несёт. Остальные со мной. Входим в нутро замка... Да в темноте друг друга не порежьте, черти.
— Нужен отзыв, сотник. Без отзыва и до греха недолго.
— Добре. Отзывом станет «конь».
— Отзыв «конь»... «конь»... «конь», — прошелестело среди сидящих на земле слово, ласкающее слух любого казака.
— И последнее, уходим к реке все разом по моему сигналу. Я гукну филином два раза. Да на воде не шуметь, трясця вашей матери. По воде за версту слыхать.
Из прибрежного тальника были выволочены лодки самых разных размеров и назначений. И тяжёлая байда на десять человек, и крохотные юркие двухместные долблёнки, и низкие неповоротливые плоскодонки, даже несколько плотиков из связанных лыком бревёшек.
Для казаков, давно привыкших к ночным набегам, дело было знакомым. Всё совершалось в полной тишине. Лодки одна за одной растворялись в темноте, уходя к противоположному правому берегу. Ни всплеска, ни стука.
На той стороне сотник, приплывший одним из первых, дождался, когда причалили все, взял одного казака за плечо, кивнул на реку. Тот понял знак: «Оставайся здесь, стереги лодки».
Остальные отправились от реки вверх по едва заметной тропке. Впереди шёл Иван — казачий надзиратель, уже наизусть знавший околозамковое пространство. Когда на тёмном небе обрисовался тяжёлый силуэт замка, казаки остановились и пропустили вперёд Якима с братом. Те, поправив папахи, скрылись в темноте.
Оставшиеся стояли, отсчитывая в уме томительное время ожидания и чутко прислушиваясь к ночной тишине. Возможно, донесётся стон или вскрик умирающего шведского часового. Но никто так ничего и не услышал. Зато увидели бесшумно явившегося со стороны замка и махнувшего рукой Якима: «Путь свободен».
Все бросились вперёд через распахнутые ворота, мимо убитого часового, каждый на своё предназначенное заранее место. Через какую-то минуту замок был окружён, и для находившихся внутри шведских солдат был уготован один исход — казачий кинжал.
Сотник, возглавивший группу захвата, махнул рукой и устремился к входу, где в глубине тихо помаргивал огонёк свечи. Они уже всходили на крыльцо, когда услышали откуда-то из темноты двора короткий предсмертный вскрик: «А-а-а!»
«Чёрт патлатый, — с неудовольствием подумал сотник о казаке, давшем закричать неприятелю. — Аккурата не соблюл». В том, что закричал швед, он не сомневался.
Огонёк свечи, как оказалось, горел в фонаре, стоявшем на столе караульного. Сам он безмятежно спал рядом на низкой короткой лавке. Ему и проснуться не дали.