Без права на покой (сборник рассказов о милиции)
Шрифт:
Геннадий выпустил трубку и повалился на пол.
На столе дежурного по управлению зазвонил телефон. Старший лейтенант Белоухов снял трубку и услышал взволнованный детский голос:
— Алло! Алло! Милиция? Говорит Володя Алтухов...
— Какой Володя Алтухов? — не слишком кстати переспросил дежурный.
— Ну, просто Володя Алтухов из одиннадцатой школы. Я тут на улице Гоголя, знаете?
...Ему пришлось-таки изрядно побегать по улице Гоголя, этому Володе Алтухову из 11-й школы. Сунув монетку в щель первого телефона-автомата, он тут же увидел, что
Он говорил без остановки.
— В общем, недалеко от поликлиники, знаете? В доме двадцать четыре кто-то изнутри выбил окно. Да, я сам видел. Потом какая-то женщина ка-ак закричит: «На помощь!». Потом какой-то парень ка-ак кинется в этот подъезд! Потом ка-ак начнет бухать в седьмую квартиру! Как откуда знаю? Я же за ним побежал, посмотреть. Только я снизу, со второго этажа глядел, а седьмая на третьем. Ну, и... все. Я ждал, ждал, а все тихо. А разве это может быть, чтоб тихо было?
...Хлебников грузно расхаживал по кабинету и, поглядывая на Сашу, четко диктовал пожилой машинистке:
— Таким образом, учитывая характер его нынешней деятельности, а также появление на «черном рынке» промышленного золота, есть основания полагать, что именно через него происходила утечка золотого песка с охраняемого им прииска...
Только сейчас, слушая четкий голос подполковника, излагающего весь ход дознания, Саша начал понимать, какая огромная работа была проделана отделом, сколько людей было втянуто в ее орбиту — и как незначительна была их роль с Геннадием. Из Красноярска, из Тбилиси, из Сочи и Адлера пришло огромное количество информации — а ведь ее собирали люди, действовавшие оперативно и быстро. Саша попытался представить себе весь объем работы в целом и невольно поразился ее целостности и гармоничности. И все же и их работа с Геннадием входила в общую мозаику пусть маленьким, но важным кирпичиком.
А подполковник продолжал диктовать:
— Недоказанность вины в судебном разбирательстве в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году, освободив его от судебной ответственности, не освободила от ответственности служебной: он был уволен из органов МВД по недоверию. В настоящий момент имеющимися в наличии материалами доказывается и преступление, содеянное в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. Исходя из вышеизложенного, прошу вашей санкции на арест...
В дверь без стука вошел майор Хмелевский и бесцеремонно перебил подполковника:
— Вы не поедете с группой? Там к нам, сам как его, звоночек интересный поступил: происшествие на Гоголя, двадцать четыре. Вы, кажется, этой квартирой интересуетесь.
Подполковник и Саша переглянулись. Хлебников, ни слова не говоря, быстро сложил в сейф бумаги, запер. Кивнул Саше:
— Поехали!
В десятиместном «газике», прыгающем на ухабах, Хмелевский рассказал о звонке Володи Алтухова.
— Прямо так и говорит дежурному: а разве, говорит, может быть, чтоб тихо было? Очень смекалистый парнишка, хоть, сам как его, сразу
Хлебников невесело буркнул:
— Еще ничего не известно.
— Да я не про то... — смутился майор. — Я про мальчика. Эти парнишечки, сам как его, самый вездесущий народ.
«Газик», подпрыгивая и мигая синим сигналом, мчался по улице...
В квартире номер семь Георгий Георгиевич четким голосом, не волнуясь, отдавал распоряжения по телефону:
— По дороге заедешь за Дмитровым — я звонил, он ждет у «Трех вязов». У зала регистрации встретитесь со съемочной группой — они уже выехали. Пусть Бутурлин зарегистрирует билеты, так надежнее. Вот все. Да, Костя, вот еще что. Не толпитесь там, пожалуйста, не привлекайте к себе внимание. Понял? Нет, садиться будем все вместе, мы не опоздаем. Все!
Гнедых был уже одет, он нетерпеливо поглядывал на часы. Покосившись на Олю, стоявшую на коленях около лежащего в беспамятстве Геннадия и пытавшуюся своим шарфиком перевязать его голову, насмешливо обронил:
— Сизифов труд, Оленька. Ежели он, упаси бог, очнется, мне придется повторить способ Георгия Георгиевича. А у меня рука потяжелее.
Девушка, не оборачиваясь, на мгновенье замерла, держа на весу голову Геннадия.
Орбелиани положил трубку, .обернулся к Аркадию Семеновичу:
— Не понимаю, почему бы не поехать на Костином автобусе?
— А зачем? — удивился Гнедых. — Пока бы он сюда доплюхал, потом за Дмитровым... Время, князь, время. А у меня такси зафрахтовано на весь период съемок. Работает как часы... Минутку... — Он взглянул в разбитое окно. — Да вот оно, ждет как миленькое. Поехали...
— К вам?
— Зачем, прямо в аэропорт.
— А разве вы не возьмете...
— Милый князь, я тебя не узнаю. Для чего же я своих добрых молодцев вперед отправил?
— Слушайте, Аркадий Семенович, — вдруг взволнованно заговорил Орбелиани. — А не кажется ли вам все это... авантюрой, что ли... Так вот, с наскока, с разбегу... Тяп-ляп — клеточка.
— Звучит пророчески! — усмехнулся Гнедых — Но не забудьте: быстрота и натиск — суворовский девиз. Пока они будут чухаться, мы уже возьмем курс на Ашхабад.
— А почему на Ашхабад?
— Ну, князь, истинно говорят: один дурак может задать столько вопросов, что не ответят сто мудрецов. Потому что именно там, а не в другом месте нам к самолету подадут удобный восьмиместный газик. И именно там, буквально за городом есть места, где граница проходит не далее, чем в трехстах метрах от дороги. И если с ходу рвануть на газике да приготовить оружие... Словом, в случае чего, будем пробиваться. Ясно?
Орбелиани хмуро молчал. Гнедых презрительно сморщился:
— Э-э, князь, да вы, я вижу, просто струхнули. Правильно о вас писал Михаил Юрьевич: «Бежали робкие грузины». Ну-ка, довольно трясогузиться!
Он открыл его чемоданчик, стоящий на столе, вытащил какой-то белый платочек в целлофане. Зажав его в руке, подошел к Оле.
— Итак, сударыня, как я понял — вы теперь не поедете с нами?
Он вдруг обхватил голову девушки и с силой прижал ей ко рту платок. Оля попыталась было оттолкнуть его, вырваться, но тут же силы оставили ее, и она, теряя сознание, опустилась на пол.