Без права на поражение (сборник)
Шрифт:
шпану. Лесной фельдшер!
Так и умирает на работе. Знающие люди говорят: от сотрясения мозга. Поэтому и живет на
свете мало: профессиональная болезнь сводит в могилу...
А ведь у дятла-то положение дворянское: начальства нет, приказывать некому, мог бы и на
ветке позагорать недельку-другую. Так нет! Трудится...
Вот и уполномоченные уголовного розыска милиции. Всю жизнь убирают из жизни
всякую нечисть. А ведь она прячется, да иной раз так ловко,
Олег Владимирович понимал всю трудность создавшегося положения. Рассудительный по
характеру, он допускал, что преступление может остаться нераскрытым, так как не вызывала
сомнения квалификация преступника, человека определенно приезжего и предусмотрительного.
Но примириться с этим не мог.
Он еще не знал, какое отношение имеют к краже и мартьяновский ботинок, и газовый
платок Маруси Банниковой, и сапоги ее гостя, заехавшего в Нижние Серги на два дня. Но эти
вещи не по его воле становились в прямую связь с преступлением. Поэтому их нужно было
объяснить и для следствия, и для себя, пусть даже окажется, что к преступлению они не имеют
отношения.
...Уже пошел второй час ночи, когда Чернов услышал в коридоре шаги.
Через минуту в кабинет вошел Алферов с Марусей Банниковой.
— Вот та барышня, с которой вы хотели познакомиться, Олег Владимирович,— сказал
Алферов.— Еле уговорил зайти к вам: отказывалась. Да и сомневалась, ждете ли в такое время.
— Присаживайтесь,— предложил ей Чернов.
Маруся Банникова была когда-то красивой, это угадывалось и сейчас по ее тонко
очерченному лицу, по напряженному излому бровей, из-под которых смотрели внимательные
глаза. Но смуглую кожу на лбу и шее уже тронули едва приметные морщинки, да и в глубоких
темных глазах проглядывала усталость.
— Поздно вы назначаете встречи,— сказала она равнодушно.
— Что поделаешь! — сказал он так, как будто принял ее слова за сочувствие.— Хотел
встретиться с вами раньше, да не сумел.
— Я зачем-то нужна? — спросила она, глядя ему в глаза.— Вы что-то хотите узнать?
Он не увидел в ее взгляде ни робости, ни беспокойства, а только любопытство.
— Вы угадали. Я хотел спросить, откуда у вас этот красивый платок?
Наверное, оттого, что говорил он благожелательно, она рассмеялась.
— И для этого меня нужно было приглашать сюда?! Вы — серьезно?
— Вполне,— не захотел он заметить ее настроения.— Вы понимаете, что находитесь не на
свидании?
— Да, понимаю.— Она отвела на мгновение свой взгляд, а потом ответила вполне
серьезно: — Платок мне подарен.
—
— Знакомым мужчиной.
— Давно?
— В минувшее воскресенье.
Олег Владимирович намеренно задавал короткие вопросы, вынуждая ее отвечать так же. И
видел, как на ее смуглом лице начинал разгораться недобрый румянец.
— И не секрет: чей это подарок?
— Подарок хорошего человека, который, к счастью, уже далеко отсюда.
— Почему «к счастью»?
— Потому, что ему никто не может назначить такую встречу, как мне.
Чернов рассмеялся, поднялся из-за стола, почувствовал, как занемели ноги, и прошелся по
кабинету.
— Сердитесь на меня, значит?..
Заметив, что Алферов подремывает на стуле, специально пересев в угол, Олег
Владимирович подошел к нему и сказал негромко, чтобы тот не вздрогнул:
— Идите домой, Василий Васильевич.
— Все равно уж,— махнул тот рукой.— Да и она,— кивнул в сторону Маруси,— забоится
одна-то домой.
— Идите, Василий Васильевич,—вдруг попросила она сама, повернувшись к нему.— Я
никого не боюсь.
— Раз так, я — пожалуйста...
Алферов поднялся, не торопясь оправил китель и, попрощавшись, вышел из кабинета.
Чернов вернулся за стол.
— Давайте уговоримся с вами так,— предложил он просто.— Я ничего не буду больше
спрашивать, а вы мне сами расскажете все, что знаете о мужчине, подарившем вам платок.
Только очень откровенно. Даю вам слово, что умею хранить в тайне чужие отношения, хотя и не
скрою: если потребуется, кое-что из ваших слов проверю не позднее сегодняшнего утра. Идет?
Она смотрела на него и не торопилась отвечать.
7
Никто не знал, что пережила Маруся Банникова в ту ночь, когда впервые у нее в изголовье
оказалась не домашняя подушка в ситцевой наволочке, а грубый тюремный сенник. Ни на
минуту не сомкнула глаз и ничего не видела вокруг. Только память, стиснутая холодными
каменными стенами, болезненно выталкивала из себя воспоминания.
И получалось все время, что ее жизнь начиналась в той еловой пади, с той теплой ночи,
когда она испытала первую счастливую усталость и поняла, что может стать самой щедрой на
свете. Все, что было потом, когда он уехал, это неправда! Потому что и сейчас знала: вернись та
ночь, она бы кинулась в нее, как тогда, без оглядки.
А потом?.. Потом и не заметила, как прокараулила себя. Не хотелось быть одной.
И оказалась одна. И где?!
...На следствии Мария Банникова ничего не скрывала. На суде машинально повторила то,