Без семьи
Шрифт:
Я мог проговорить только одно слово:
— Чудовище! Чудовище!
Но вдруг среди лая собак я услышал взрывы хохота. Витали положил мне руку на плечо и заставил обернуться.
— Что же тут страшного? — спросил он, смеясь. Его смех вернул мне сознание. Я осмелился поднять глаза и взглянул по направлению его руки.
Преследовавшее меня привидение стояло неподвижно на дороге.
В первую минуту мне опять стало жутко, но присутствие Витали и собак успокоило меня.
Я смелее взглянул на призрак.
Что это — животное? человек?
У
Хозяин мой обратился к нему с вопросом:
— А далеко ли до деревни?
Каково же было мое изумление, когда чудовище ответило человеческим голосом, что близко жилья нет, а есть овчарня, куда он может проводить нас.
И так, это — человек! Но отчего же у него в таком случае такие длинные ноги?
— Теперь ты видишь, кто напугал тебя? — сказал Витали.
— Да, но я не знаю, кто это? В этой стране, вероятно, живут великаны?
— Да, они становятся великанами, если ходят на ходулях.
И он объяснил мне, что жители ланд привязывают к ногам длинные палки со стременами, чтобы не завязнуть в сыпучих песках или болотах своей родины.
ГЛАВА 8
Арест Витали
Однажды вечером мы пришли в большой город, расположенный на берегу реки. Дома здесь были построены из красного кирпича. Улицы вымощены небольшими острыми камешками, жесткими для ходьбы.
Витали сказал мне, что это Тулуза и что здесь мы проживем долго.
На следующий день мы отправились отыскивать места, удобные для представлений.
Вблизи ботанического сада нашлась прекрасная лужайка, от которой в разные стороны расходились дороги, обсаженные деревьями. Мы остановились на одной из таких дорог, и первое же представление в этом месте собрало многочисленную публику.
К несчастью, полицейский, стоявший у этой дороги, с неудовольствием смотрел наше представление. Он потребовал, чтобы мы очистили место и убрались. Борьба между такими бедными комедиантами, как мы, и полицейским была неравна. Однако, мой хозяин рассудил иначе.
Он был убежден, что ему не грозит никакая опасность, если он только не нарушит законов. А так как нигде не было объявлений о том, что представления на улицах запрещены, то он отказался подчиниться требованиям полицейского.
— Именитый гражданин, — сказал он насмешливо полицейскому, снимая шляпу, — покажите мне распоряжение начальства о том, что таким ничтожным скоморохам, как мы, запрещено промышлять своим жалким ремеслом на этой публичной площади.
Полицейский ответил, что надо слушаться, а не рассуждать.
— Будьте уверены, — продолжал Витали, — что я сейчас же исполню ваше требование, как только вы укажете мне правила.
Полицейский повернулся к нам спиной, не желая вступать в дальнейшие препирательства, а мой хозяин провожал его насмешливым взглядом. Но на следующий день полицейский
— Надо надеть намордники собакам, — сказал он строго, обращаясь к Витали.
— Надеть намордники моим собакам?
— Об этом существует полицейское распоряжение, вы должны его знать.
Мы собирались играть «Выздоровевшего больного», и публика нетерпеливо ожидала представления.
Вмешательство полицейского вызвало ропот и неудовольствие.
— Не мешайте! Дайте кончить представление!
Витали одним движением руки водворил молчание.
Он снял свою шляпу, перья которой коснулись самой земли, и приблизился к полицейскому, низко кланяясь.
— Именитый представитель власти, — сказал он, — вы приказываете надеть намордники на моих собак?
— Да, и как можно скорей!
— Надеть намордники на Капи, Зербино, Дольче! — воскликнул Витали, обращаясь скорее к публике, нежели к полицейскому, — ни за что! Как может ученый врач Капи, известный всему свету, прописывать свои лекарства больному Проказнику, если на него надеть намордник?
«Он снял шляпу, перья которой коснулись самой земли, и приблизился к полицейскому, низко кланяясь».
В публике послышался взрыв хохота.
В это время обезьяна, стоя за полицейским, передразнивала его, скрестив руки на груди, ударяя себя по бедрам и откидывая назад голову.
Раздраженный словами Витали и смехом публики, полицейский быстро обернулся и заметил обезьяну. В течение нескольких секунд человек и животное смотрели друг на друга, как бы ожидая, кто из них первый опустит глаза.
Неудержимый смех положил конец этой сцене.
— Если завтра ваши собаки будут без намордников, — закричал полицейский, грозя нам кулаком, — я подам на вас в суд.
— До завтра, сударь, до завтра! — сказал Витали.
Я думал, что хозяин купит намордники для собак, но он почему-то медлил и ни разу за весь вечер не заговорил о своем столкновении с полицейским.
Тогда я решил напомнить.
— Если вы хотите, чтобы завтра во время представления Капи не сорвал своего намордника, надо приучить его с вечера к новым порядкам.
— Так ты думаешь, что я ему надену железный намордник?
— Но ведь полицейский не даст нам покоя.
— Будь спокоен, я устроюсь так, что полицейский не придерется ко мне, и вместе с тем мои ученики не будут страдать от намордников, а в то же время я позабавлю и публику новой комедией. Поэтому ты завтра пойдешь на площадь один с Проказником. Ты натянешь веревки и сыграешь на арфе. Когда вокруг тебя соберется достаточно публики и когда явится полицейский, я выйду с собаками. Тогда то и начнется комедия.