Без следа (сокращ.)
Шрифт:
Я слушал его вполуха. Прошло почти двое суток с тех пор, как Сьюзан Марк не уложилась в поставленный кем-то срок. Странно, что тело Питера до сих пор никто не нашел.
Но тут появилась Тереза Ли с последними новостями.
Правда, сначала ей пришлось заниматься Джейкобом Марком. Она отвела нас в кабинет на третьем этаже и, выслушав его рассказ, спросила:
— Официально о пропаже Питера кто-нибудь заявлял?
— Именно это я и собираюсь сделать прямо сейчас, — ответил Джейк.
— Не получится, — возразила Ли. — Он пропал
— В охране университета таких заявлений не принимают. А в Управлении полиции Лос-Анджелеса никто не воспримет меня всерьез.
— Неудивительно. Питеру двадцать два года. Он далеко уже не ребенок.
— Но он пропал пять дней назад!
— Срок не имеет значения. Он не живет дома. Да и кто сказал, что он пропал? Наверняка это не первый раз, когда ваш племянник отсутствует подолгу, не ставя в известность родных.
— Он пропустил тренировку. Такого еще не бывало.
— Все когда-нибудь бывает впервые.
— Здесь особый случай. Сьюзан угрожали.
— Угрожали? Кто?
Джек взглянул на меня:
— Расскажи ей, Ричер.
— Что-то, связанное с ее работой, — сказал я. — На нее давили. Шантаж сыном — вполне логичный рычаг.
— Хорошо. — Ли огляделась в поисках своего напарника. — Ступайте и опишите все как можно подробнее. Все, что вам известно. Догерти вас проводит.
Джейк благодарно кивнул и направился к Догерти. Я дождался, пока эти двое уйдут.
— Вы что, возобновляете дело? — спросил я.
— Нет. Дело остается закрытым. Причин для беспокойства нет. Но парень — наш коллега, и мы должны проявить любезность. К тому же я не хочу, чтобы он мешал нам, по крайней мере в ближайший час.
— Вы сказали, что причин для беспокойства нет. Почему?
Ли посмотрела на меня:
— Мы узнали, зачем Сьюзан Марк приехала в город.
— Как?
— У нас есть официальное заявление. Похоже, Сьюзан помогала кое-кому с расследованием, и, когда она не вышла на связь, этот человек обратился к нам, чтобы заявить о ее пропаже.
— Что за расследование?
— Меня здесь не было. Ребята из дневной смены сказали, что все выглядело вполне убедительно.
— И Джейкоб Марк не должен об этом знать? Почему?
— Сначала нужно прояснить кое-какие детали. А делать это лучше без него. Он родственник, то есть лицо заинтересованное.
— А что за человек, который принес заявление?
— Иностранное гражданство, в Нью-Йорке проездом, цель — провести расследование с помощью Сьюзан Марк.
— Постойте, — перебил ее я. — В Нью-Йорке проездом? То есть живет в отеле?
— Да, — ответила Ли.
— Отель «Времена года»?
— Да.
— Как его зовут?
— Не его, а ее, — поправила Ли. — Это женщина. Ее зовут Лиля Хоц.
Было уже довольно поздно, но Тереза Ли все равно позвонила, и Лиля Хоц согласилась встретиться с нами во «Временах года». В отель мы подъехали на служебной машине Ли. Гостиничный вестибюль
Номер Лили Хоц оказался люксом. Тереза Ли постучала. Правая половина двери открылась, и на пороге возникла женщина. Ей легко можно было дать шестьдесят: маленького роста, полная, грузная. Волосы — даже не седые, а совсем белые — подстрижены просто и грубо. Черные глаза полуприкрыты веками. Лицо женщины было словно вырублено из одного куска — мясистое, холодное, неподвижное. Ничего не выражающий взгляд. Одета она была в какой-то жуткий коричневый домашний халат.
— Госпожа Хоц? — спросила Ли.
Женщина лишь пригнула голову и беспомощно развела руками.
— Она не говорит по-английски, — догадался я.
— Днем еще говорила, — ответила Ли.
Свет за спиной женщины на миг потускнел, и из-за ее плеча возникла вторая фигура. Еще одна женщина. Вернее, девушка. Лет двадцати пяти. И невероятно красивая. Редкой, экзотической красотой. Она улыбнулась, как бы стесняясь.
— Это я говорила с вами по-английски. Я Лиля Хоц. А это моя мама.
Она что-то быстро зашептала на ухо пожилой женщине на иностранном языке. Явно восточноевропейском. Лицо старухи просияло, губы расплылись в улыбке. Мы представились. Лиля Хоц говорила за свою мать. Она сказала, что ее имя Светлана Хоц. Мы обменялись рукопожатиями. Лиля Хоц выглядела сногсшибательно. Высокая, но в меру, тонкая, но не слишком. Кожа у нее была почти шоколадной — идеальный пляжный загар, волосы длинные и темные. Глаза огромные и такой ярчайшей голубизны, какой я никогда раньше не встречал. Двигалась она с какой-то бережливой гибкостью. Простое черное платье для коктейлей стоило, вероятно, дороже автомобиля.
Девушка провела нас в номер, ее мать вошла следом. Люкс представлял собой гостиную в центре и две спальни по бокам. Гостиная включала обеденный стол, на котором присутствовали следы ужина — явно из ресторана гостиницы. В углу стояли пакеты с покупками. Два из «Бергдорф Гудман» и два из «Тиффани». Тереза Ли положила на стол значок, и Лиля Хоц тут же прошла к серванту и вернулась с двумя паспортами. Похоже, она считала, что все официальные визитеры в Нью-Йорке начинают с проверки документов. Ли перелистала страницы.
Затем мы все сели. Светлана Хоц молча смотрела перед собой, исключенная из беседы в силу незнания языка.
— Я очень сожалею о том, что случилось со Сьюзан Марк, — произнесла Лиля Хоц.
По-английски она говорила свободно, но с легким акцентом.
— Мы не знаем, что случилось со Сьюзан Марк, — ответил я. — Помимо официальных фактов, естественно.
Лиля Хоц кивнула, вежливо, тактично.
— Вы хотите понять мою роль в этом деле, — сказала она.
— Да, очень.
— Это долгая история. Но оговорюсь сразу: в ней нет ничего, что могло бы объяснить происшествие в поезде метро.