Без следа (сокращ.)
Шрифт:
— Я не понимаю, — сказала Элспет.
Сэнсом ответил за меня:
— Если кто-то наверняка знает, что в тот или иной временной период была проведена операция «Дельты» и что операция закончилась успешно, значит, офицер, получивший самую высокую необъяснимую награду за данный месяц, вероятнее всего, и командовал этой операцией.
— Ну и кто же этот загадочный «кто-то»? — спросила Элспет.
— Одна пожилая особа по имени Светлана Хоц, — сказал я. — Она утверждает, что была политическим комиссаром в Советской армии и, находясь в 1983 году в Берлине, познакомилась с одним американским военным по имени Джон. По ее словам, этот Джон ей в чем-то
Сэнсом молчал. Пришлось спросить его прямо:
— Вы участвовали в какой-либо операции в Берлине в 1983-м?
Конгрессмен явно терял терпение.
— Послушайте, — сказал он. — Вы кажетесь мне далеко не глупым человеком. Подумайте сами. О какой операции «Дельты» в Берлине в 1983 году может вообще идти речь?
— Не знаю, — ответил я. — И честно говоря, мне плевать. Я пытаюсь оказать вам услугу. Как офицер — офицеру. Потому что считаю, что кое-что из вашего боевого прошлого вот-вот всплывет на поверхность и крепко укусит вас за вашу конгрессменскую задницу. Мне казалось, вы оцените предостережение.
По выражению лица Сэнсома было видно, что моя пламенная речь имела успех. Он стал заметно спокойнее.
— Я ценю ваше предостережение. И уверен, что вы поймете: я не вправе ничего отрицать. Поскольку отрицать что-либо — это все равно что признать что-либо другое. Но я готов рискнуть. Нет, я не был в Берлине в 1983 году. Я не встречался ни с какими русскими женщинами. И уж тем более никому из них не помогал: ни в начале года, ни в середине, ни в конце.
Маленький монолог Сэнсома еще секунду висел в воздухе. Элспет посмотрела на часы.
— Мы вынуждены извиниться, — сказал ее муж. — Нам действительно пора идти. Спрингфилд вас проводит.
Я догадался, что конгрессмен хочет, чтобы мы со Спрингфилдом остались наедине. Поэтому я встал и направился к двери.
Спрингфилд последовал за мной в вестибюль. Я остановился, дожидаясь, пока он поравняется со мной.
— Хотите совет? — сказал Спрингфилд. — Забудьте об этом деле. Просто выкиньте его из головы. Не стоит ворошить прошлое.
— Это почему?
— Потому что вас мгновенно сотрут в порошок. Как будто вас и не было. В наше время это не так сложно сделать.
— Но ведь его там даже не было!
— Чтобы доказать это, вам захочется выяснить, где он тогда был. А вот этого вам лучше не знать.
Я кивнул:
— Это касается и вас лично, да? Поскольку вы были там вместе с ним. Следовали за ним повсюду, где бы ни оказался ваш босс.
Он молча кивнул в ответ. А затем повернулся и направился к гостиничным лифтам.
Я едва успел шагнуть на Седьмую авеню, как в кармане вновь завибрировал телефон Леонида. Я нажал кнопку ответа. Голос Лили Хоц мягко щекотнул ухо:
— Ричер?
— Да.
— Мне нужно встретиться с вами. Это довольно срочно. Кажется, моей маме грозит опасность. Возможно, и мне тоже.
— Опасность? От кого?
— Трое мужчин задавали вопросы портье. Пока нас не было в номере. Я думаю, наши комнаты обыскали.
— Почему вы рассказываете это мне?
— Потому что про вас они тоже спрашивали.
— Вы не сердитесь из-за Леонида? — спросил я.
— Я думаю,
Интонация ее была вежливой, даже слегка застенчивой. Но что-то в голосе Лили Хоц подсказывало мне: эта девушка настолько красива, что последний раз ей говорили «нет» лет десять назад, не меньше.
Забудьте об этом деле. Это был совет Спрингфилда, и мне следовало к нему прислушаться. Но вместо этого я сказал:
— Встретимся в вестибюле у вас в гостинице. Через пятнадцать минут.
Лилю Хоц и ее мать я нашел за угловым столиком в отгороженном панелями уголке вестибюля, в дневное время служившем чайной. Леонида с ними не было. Я огляделся, но не увидел никого, кто внушал бы мне подозрение. Я присел на диван рядом с Лилей, напротив ее матери. Девушка была в черной юбке и белой блузке. Синева ее глаз вызывала ассоциации с теплым тропическим морем. Светлана переоделась в очередной бесформенный халат, на сей раз грязно-коричневый. Когда я садился за стол, она лишь индифферентно кивнула. Лиля пожала мне руку, довольно официально.
И сразу перешла к делу:
— Вы принесли флешку?
— Нет, — спокойно ответил я. Флешка лежала у меня в кармане, рядом с зубной щеткой и телефоном Леонида.
— Где она?
— В надежном месте.
Лиля сменила тему.
— Почему эти люди приходили сюда? — спросила она.
— Потому что вы суете свой нос в то, что считается совершенно секретным.
— Но тот офицер-кадровик был полон энтузиазма!
— Это потому, что вы солгали ему. Вы сказали, что речь идет о Берлине. Но это не так. В 1983-м Берлин был типичной сценой холодной войны, застывшей во времени. Для наших парней этот город являлся не более чем местом туризма. Через него прошли не меньше десяти тысяч Джонов — вот только они не получали там боевых наград. Так что отследить кого-то из них — задача почти нереальная. Сьюзан Марк не могла сообщить ничего такого, из-за чего вам стоило бы срываться с места и лететь через океан.
— Тогда почему мы здесь?
— Потому что во время первых разговоров по телефону вы постарались как можно ближе сойтись со Сьюзан и лишь тогда сообщили ей то, что вам было действительно нужно. Точно подсказав, где и как это можно найти. Речь шла не о Берлине.
Несколько секунд Лиля Хоц хранила молчание.
— Я попросила Сьюзан о помощи, — в конце концов заговорила она. — И она согласилась, причем сама и довольно охотно. Очевидно, поиски информации создали для нее определенные сложности. С другими сторонами. Поверьте, я искренне сожалею о том, что произошло.
— Что значит «с другими сторонами»? — переспросил я.
— С вашим правительством, — ответила она. — По крайней мере я так думаю.
— Почему? Что на самом деле нужно было от Сьюзан Марк вашей матери?
Помедлив, Лиля сказала, что ей придется начать историю мамы с самого начала.
Лиле Хоц было всего семь, когда распался Советский Союз, так что рассказывала она с некой долей исторической отстраненности. По словам Лили, институт комиссаров был введен в Красной армии с момента ее создания. В каждой роте в обязательном порядке имелся свой замполит. Командование и дисциплина делились между комиссаром и командиром. Соперничество было обычным делом, нередко граничившим с откровенной ненавистью, особенно когда речь шла о тактическом здравомыслии в противовес идеологической чистоте.