Без срока давности
Шрифт:
Конференция, продуманная в тихих кабинетах областного комитета партии, прошла совсем не так, как планировал обком «родной, коммунистической» партии. Пришедшие «демократы» поначалу робко шептались, потом стали выкрикивать какие-то вопросы, а потом и вовсе — зааплодировали!
И коммунисты «поплыли». Даже на самые простые вопросы они отвечали с трудом, если вообще отвечали. Чаще выступающие беспомощно поворачивались к президиуму, но поддержки не находили и там.
И никто не догадывался, что за всеми «стихийными всплесками
И делегатом на партийную конференцию был избран не первый секретарь обкома, как было подготовлено «товарищами-консультантами», а преподаватель местного института, коммунист Житников Алексей Петрович.
Так он поднялся на первую ступеньку.
В августе девяносто первого Алексей был в отпуске и с женой уехал к ее дядьям, в деревню.
Туда и примчался на своем личном «москвичонке» Стецик. Был он мрачен и немного заторможен. Видно было, что на душе у него совсем скверно.
Алексей только приходил в себя от послеобеденных объятий жены, когда услыхал урчание непривычного мотора. Как будто кто шилом кольнул, вышел на крыльцо.
Стецик вылазил из-за руля, покряхтывая.
Поздоровались.
— Что случилось, Иван Данилович?
— Путч у нас, Алеша. Понимаешь, путч!
Присели на скамейку возле забора, и Стецик спешно, прерывисто, перескакивая с одного на другое, стал излагать все, что знал, слышал или подозревал.
— …и сейчас в Крыму. На новой даче. Строитель, твою мать… — непривычно выругался он, завершая рассказ.
— Что думаете делать? — поинтересовался Житников. Спросил с каким-то новым настроением, новыми интонациями.
Стецик смотрел куда-то вдаль. Помолчав, ответил:
— Сам не знаю, честно говоря. Никаких перспектив не вижу. Не получится у них ничего. Это ясно. А вот в войну втащить могут. И так бандитов с оружием полным-полно. Только войны не хватало.
— Иван Данилыч, вам надо возвращаться, выступать по радио или по телику, и говорить, что это — агония коммунистической партии, а вы из такой партии выходите. И партбилет сжечь.
— Ты, Алексей, с ума сошел. — Стецик стремительно побледнел аж до голубизны. — Ты понимаешь, что говоришь? Я в партии тридцать лет. Я с ней все прошел. Я никогда себя вне партии не мыслил!
— А надо было помыслить, Иван Данилович, — в голосе Житникова появилась жесткая нетерпимость. — Хотя бы сейчас, когда там, наверху, никто ни о ком не думает. Ну, вам-то какая польза будет оттого, что вы промолчите? Думаете, все забудут, и все пойдет дальше? Думаете, кто-то поверит, что Горбачев не в курсе? Да, он своей хитростью такую себе петлю завязал, что мало никому не покажется. Вы думаете, что обком — еще сила? Не обманывайте себя, Иван Данилович.
Выкурили
— Вы меня в город подбросите? — спросил Житников.
По дороге, а это почти два часа, тоже не разговаривали.
Стецик ни по радио, ни по телевидению не выступил.
А первый секретарь горкома партии выступил. В тот же вечер. И свой партбилет из кармана достал. И пообещал сжечь у выхода из телестудии. Много народу приехало посмотреть. Посмотрели, поаплодировали, потом проводили до дома и установили круглосуточное дежурство. Чтобы коммунистические реакционеры не покусились на святое…
Так попал в демократы секретарь горкома.
Так Житникова заметили.
Заканчивался октябрь девяносто третьего, когда ему позвонил Стецик.
— Водку не разлюбил? — спросил он то ли шутя, то ли серьезно. — Мне тут новую какую-то привезли. «Абсолют». Шведская. Охренели совсем: русским возят шведскую водку. Заходи, попробуем.
Жил он все в том же «обкомовском» доме на берегу реки. Квартира большая, просторная. Обставлена хорошо. Много украшений, но еще больше книг. И стоявших в стеллажах, и лежавших где попало, украшенных закладками.
Расположились на кухне. И убирать проще, и холодильник под боком.
Разговор был неровный. Вопрос — ответ — пауза.
Потом Стецик отодвинул стопку. Закурил. Посмотрел Житникову в глаза.
— Ты как тогда про партбилет придумал? — спросил он неожиданно.
— В смысле? — удивился Житников.
— Чего «в смысле»? Видал, как Башкатов-то устроился? А ведь бывший первый секретарь горкома партии. Уж куда как рассадник коммунистической диктатуры!
— А вы чего же тогда не послушали, а сейчас интересуетесь?
— Не послушался, потому, что дурак был. Идейный. А сейчас интересуюсь, потому что вопрос есть.
— Слушаю вопрос, Иван Данилович, — улыбнулся Житников.
— Ты в тот раз как догадался, что нужно делать, чтобы тебя избрали?
— Интуиция, — усмехнулся Житников.
— А что это за группа, с которой ты исследуешь какие-то психологические приемы?
— Да, так… Наука…
— Наука — это хорошо. И что не рассказываешь — тоже хорошо. Интуиция — тоже. Не пропала она у тебя? Надо бы хорошим людям помочь.
На следующий день Житников вылетел в Москву.
И окунулся в гущу выборов «первого в истории демократической России всенародного парламента».
С этого все и началось по-настоящему.
Так Житников «вошел в обойму». В новую «обойму», которая еще только создавалась. Разные люди оказывались там. Кого-то потом выталкивали прочь, кто-то уходил сам.
«Дело» при ближайшем рассмотрении представляло собой старенькую, потертую папку из тонкого картона, перевязанную крест-накрест бечевкой.