Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину
Шрифт:
– Э-э... Но почему, исходя из какой концепции?..
– Да потому что - "нуга" это!
– Нуга?! Э... в смысле халвы и рахат-лукума? Нуте-с, нуте-с!..
– и Ричард Иванович сунул свой длинный интеллигентский палец в красненькую дырочку на нижней рубахе, и вынул, и недоверчиво облизал его.
– А ведь и впрямь, коллега, сироп-с! Кажется, клюквенный!..
– Эй, Тюхин!
– испуганно окликнула с берега отставная возлюбленная. Слышь, Витька, а ты чего не умираешь-то?
И Тюхин ответил ей по-солдатски просто, по-сундуковски исчерпывающе:
– Значит, так надо!
– и подумав, добавил: - Дура!..
– Дура-дура-дура, - подхватил
– Кайф!.. Э, э, Викторушко, сокол ясный, нет вы только гляньте: она же, идиотка, безоткатную пушку в руки взяла... Эй, Даздраперма Венедиктовна, вы что - совсем, что ли... э... ополоумели?! Тю-юхин, она ведь не шутит!..
– Ну и что?
– То есть как это "что"?! Лодку же продырявит, а я плавать не умею!..
– А-а, - вздохнул Тюхин и вынул "браунинг" и, почти не целясь, выстрелил. И звук был какой-то несерьезный, невзаправдашний, будто воскресший Иосиф Виссарионович пыкнул своей сталинской трубочкой...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Кукуй, кукуй, кукушечка, сули мне, дураку, бессмертие!.."
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И когда дымочек развеялся, императрицы Даздрапермы Венедиктовны Первой не стало. Только предсмертный шепот Ея донесся до ушей Тюхина:
– Вот и жизнь за мной, дурой, пришла! Прощевай, Тюхин!..
– Адью-гудбай, душа моя!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В некотором царстве, в некотором государстве, а именно в том, в котором мы покуда еще не живем, плыли по Окаян-морю два несусветных умника. До заветной цели было ой как недосягаемо, весел в лодке не было, а посему гребли они, сердешные, руками, коротая путь за беседою.
– Ну что, маловер вы этакий, - укорял умник в шляпе умника в пилотке, - думали, поди, очередная утопия, мистификация, миф-с?.. И то сказать А-ме-рика! Оторопь берет, как возмыслишь всуе!.. А подразвеется туманец, и вот она - на горизонте, зримая, как... э... заря новой жизни... Или закат?.. Тюхин, что у нас там на повестке дня - утро или вечер?..
И тот, который в военном, - а надо сказать, что сидели они рядышком, лицом к носу лодки, - устремлял взор прямо по курсу и, сверкая очами, зрел в дальнем далеке тесно столпившуюся группу хорошо знакомых ему нью-йоркских небоскребов, и силуэтик статуи ошую, а одесную, то бишь справа по борту, устремившийся к ним через акваторию, но, увы, взорванный какими-то экстремистами как раз посередке мост, понятное дело - не Большеохтинский и даже не Петра Великого, а самый что ни на есть Бруклинский, а стало быть тот самый, с которого, по свидетельству еще одного великого Очевидца, так и кидались вниз головой безработные, слава Богу, еще не наши, не русские, да к тому же почему-то в Гудзон, а не в Ист-Ривер, каковой имел место на самом деле, в жизни, в реальности, друзья мои, а не в чьих-то, пусть даже провидческих, сочинениях.
Итак, мост был взорван, бесконечное водное пространство, по которому, как вошь по мокрому пузу (В. Конецкий), полз утлый челн - называлось неведомо как - то ли Нева, то ли Ист-Ривер, то ли Гудзон, то ли Окаян-море, то ли Стикс, то ли Коцит, то ли и вовсе, прошу прощения, Ахерон. Дело было то ли к утру, то ли к вечеру. Весел не было. Ричард Иванович все пиздел и Тюхин, совершенно не слушая его, смотрел в розовую даль. До рези в глазах безотрывно вглядывался он в знакомые силуэты, похожих на циклопические сталактиты, на кардиограмму
– и в шальной башке его щелкала курочком очередная шизоидная идейка - сомнительная, чудная, неимоверная - ну совершенно тюхинская, Господи. "Стало быть так, - наяву бредил Витюша.
– Доплываем до берега. Идем (иду?) в российское посольство. Падаем на колени: так, мол, и так - вот наш паспорт гражданина СССР, требуем немедленной пресс-конференции. Тема: "Множественность далеко не лучших миров. Угрожающая реальность возвратной поступательности. Ужасы тоталитаризма. Аберрация истории. Личное". Как патриоты настаиваем на незамедлительной отправке домой, в Питер (можно в Москву). Фурор. Телеинтервью. Скандальная известность. Работа над мемуарами и свидетельствами очевидца. Гонорары. Спокойная, обеспеченная старость... В случае неудачи в посольстве, элементарно занимаю денег на авиабилет. У кого? Да хотя бы у Кати, дочки Бэзила, тоже, кстати, поэтессы. У Кузьминского... У Беломлинского... Да у того же Бродского, в конце-то концов!.. И, бля, первым же рейсом. Немедленно... "Ку-ку, сэрдэнько мое! А это мы - и, как ни странно, - совершенно трезвые!.."
Вот так он и мечтал, фантазер этакий, загребая правой рукой и вполуха, как на партсобрании, слыша разглагольствования демагога в кальсонах, несшего какую-то чушь про нолевую точку жизни, про зов потомков и странности - sic!
– не параллельных, а категорически перпендикулярных миров, как, скажем, шахта лифта перпендикулярна этажам, а нижняя палочка буквы "Т" - верхней. Да-с, милостивый государь, и вовсе не ваше "О" - буква... э... букв, так сказать, сакральный символ смысла (или бессмысленности, что, в сущности, одно и то же), а столь таинственное Тэ, в котором - и Тэос, и токсикоз, и траверз, и транспортабельность, и трансцендентность, и тремор алкоголика...
– И - тоска, - подсказал рассеянный Тюхин, - и пистолет "ТТ" товарища Афедронова...
И он, зачерпнув забортной водицы, поднес ладонь ко рту и вздрогнул, и принюхался, и осторожно лизнул желтоватую, подозрительно пахнущую жидкость.
– И типичная третьеразрядная туфта, Ричард Иванович! Вот вы тут давеча про сироп упомянули. Не могу не поделиться и своим эпохальным открытием. Имеющее свойство течь вещество за бортом, кое мы с вами по наивности сочли за морскую воду, оказалось на поверку ничем иным, как...
– Нуте-с, нуте-с!
– поощрил Р. И.
– Как... э... Господи, какая гадость!
– Тюхин сплюнул.
– Ничем иным, как проявитель, наказание вы мое. Из чего сле...
– ...дует, - с готовностью подхватил прозревший слепец-провиденциалист, - из чего со всей очевидностью следует, мое вы преступление, что нам с вами как бы дается еще один шанс проявить себя... э... во всем своем великолепии. А следовательно, на том месте, где пишут "Конец", следовало бы написать: "Продолжение следует"!..
– Следовательно... следовало бы... следует, - поморщился Витюша Тюхин.
– Экий вы, право, не стилист...
– Ну уж зато и не следователь, как ваш Кузявкин, - не обиделся Ричард Иванович.
– А потом, Тюхин, кто знает - а может, там, где суждено зафиксироваться по-новой и вам, и мне, грешному, может, там эта моя тавтология будет воспринята, как некий стилистический изыск, как шалость гения, Тюхин?!
За бортом плюхало нечто, имевшее свойство принимать форму сосуда, в котором помещалось: бутылки, граненого стакана, сложенной ковшиком ладони. Тюхин коротко выдохнул и без тоста, не чокаясь, как на поминках, выпил.