Без вины виноватые
Шрифт:
Шла минута за минутой. В ушах зазвенели пустые мысли, червями проникавшие в глубины сознания, и рушили всё: добрые моменты жизни с эмоциями и чувствами и медленно, но верно заполняли пустоту чёрствыми воспоминаниями. Преодолев ноющую тяжесть в сердце и колющие иглы в висках, Винин поднялся, опираясь о стол, подошёл к кровати и замертво упал на неё.
Вскоре у подножия захрипел гадкий смех, подобно скрежетанию острого мела о доску. Винин узнал хохот «зверя», – того, кто страшно мучает, истязает сердце, выедает всё хорошее из него. Он тот, кого подавляет свет, он – тьма.
«Зверь» принял облик тёмного силуэта, навис над постелью своей жертвы
– Помнишь, как ты сегодня раздражил Энгеля? Разве тебе его совсем не жаль?
«Я забылся», – мысленно ответил Винин и отвернулся к стене, лишь бы не видеть тьму.
– Или ты специально захотел его раздражить? Ведь тебе нравится раздражать окружающих, видеть, как они морщат нос от неприязни к тебе…
«Мне не нравится».
– Да разве!А кто постоянно раздражает всех? Кто портит настроение? О, пытаешься вспомнить, когда всех раздражал? Ты думаешь постоянно о себе, жалкий эгоист! Правильно говорили, что ты станешь таким же, как твой отец! Только о себе и думаешь, а о других подумать даже не хочешь! Бедный, бедный Энгель! Погубишь ты его…
Винин не спорил, а лежал, словно труп, только дыхание говорило о жизни. В чахлый разум потоками тяжёлого ветра ворвались неприятные воспоминания и поганые чувства, от которых хотелось избавиться раз и навсегда; о них хотелось позабыть и они же, как назло, сильнее истязали и доводили до мигрени.
Винин невольно вспомнил множество конфликтов, где сам непосредственно участвовал. Будучи глупым подростком, он часто ругался с бабушкой, хотя безумно любил её, обходился с ней крайне осторожно и постоянно фильтровал свою речь, прежде чем заговорить с ней. Их ссоры проходили в те дни, когда матери не было дома, и начинались из-за пустяков: то он название лекарства вспомнить не смог, то сказал что-то не так, то ещё что-то не сделал. Бабушка упрекала внука в невнимательности, плохой памяти, дурном поведении, твердила, что «если у ней случится удар, то её смерть останется на его совести» и всякий раз сравнивала его то с отцом, то с глуповатой тёткой, то с родителями отца. И кирпичом на голову, крича с бабушкой в дуэте, являлся «зверь», стыдящий и высмеивающий его за то, что тот посмел взбесить свою родительницу. Ругань продолжалась, даже если он молчал или в растерянности начинал оправдываться, – конфликт в любом случае был неизбежен, что в глазах подростка представало страшной смертью. Проходило несколько часов слёз, криков, оскорблений, и всякий раз всё заканчивалось мирными объятиями, но бессмысленно потраченное время на пустяковую нервотрёпку сильно расстраивало Винина. После ссоры он ещё долго сидел у себя в комнате и либо разговаривал по телефону с Энгелем, либо невольно воспроизводил в голове каждую колкую фразу, сказанную бабушкой.
Его до глубины души задевало прозвище «эгоист» и сравнение с отцовской семейной линией, про которую она вспоминала в плохом ключе, чтобы причинить больше боли и пристыдить внука, и вместе с этим постоянно говорила: «Я тебя не настраиваю против отца. Каким бы он не был, ты должен его любить». А Винин и не относился к своему отцу плохо, наоборот его любил и радовался, когда тот находил время прийти к ним в гости.
Однако со временем слова бабушки сильно подкосили отношение Винина к отцу. Он почти
В то же время «зверь» всё гнусил:
– Сам говорил, что к отцу нормально относишься, а ты его ненавидишь! Ведь он твой отец, как-никак!О, помнишь, как ты расстраивал матушку своим скверным характером? Она была права, что ты думаешь только о себе. Виноватый во всём и, увы, весь в отца!
«Он мой отец! Как я могу быть непохожим на него?!» – мысленно вскричал Винин, резко сел на край кровати и пристально уставился на силуэт.
– Конечно, только вот от него ты взял лишь плохое!
«Я не такой плохой».
– Все эгоисты так говорят! Даже вины не чувствуешь!
«Я не эгоист и не во всём виноват».
– Конечно-конечно!
«Зверь» насмешливо ухмыльнулся и, шагнув назад, исчез, оставив после себя ещё бoльшую тяжесть в душе и стук в висках. Винин под пение часов ещё долго вглядывался в пустоту, где до этого находилась тень, пока из кухни не завопил телефон, заставив его выйти в соседнюю комнату.
– Да? – прижав телефонную трубку к уху, ответил Винин.
С той стороны раздался заспанный голос Энгеля:
– Модя, чего не спишь? Три ночи, а у тебя в окне до сих пор свет горит.
– Да, вот, не спится.
– Опять вина?
– Так, пустяк.
– Ответь на вопрос.
– Да, опять.
– Тебе помочь?
– Не стоит. Ложись спать, оно пройдёт.
Из трубки послышался тяжкий вздох, и за ним последовало утвердительное: «Жди меня». Винин стоял посреди кухни с телефонной трубкой в руке и мерцанием в глазах.
– Теперь из-за тебя он не выспится! – воротившись, захрипел «зверь». Вместе с ним явился и «светлый» человек.
– Он сам предложил помощь, – хмуро покосился на тёмный силуэт Лука, затем обратился к писателю и одарил его доброй улыбкой. – Здесь нет твоей вины.
– Ты замучил Энгеля своими жалобами! И меня замучил! – не унимался «зверь». – Какой же ты эгоист, даже друга не жалеешь!
– Он отказался от помощи, а Энгель настоял сам! Не слушай его, Модест, лучше воду вскипяти и умойся.
– Слезами умойся, тряпка!
– Молчи!
Лука махнул рукой в сторону силуэта. Силуэт пропал, более не отягощая душу присутствием, и вместе с ним исчезла головная боль и камень в груди. Винин облегчённо вздохнул и решил последовать указаниям Луки: поставил чайник кипятиться, умылся холодной водой и стал ждать Энгеля. Вскоре раздался стук в дверь, и на пороге оказался художник с пакетом булочек и мольбертом в охапку. Он снял куртку и крепко обнялся с товарищем.