Бездушный
Шрифт:
Одного «заклинателя» обсыпало с головы до ног мелом, другого облепило мокрыми водорослями, третьего — сажей, четвёртого (самого изобретательного и энергичного) — свежайшим птичьим помётом... Никто, короче, обиженным не ушёл, а желающие испытать своего нового командора на прочность резко закончились. Зато посмеялись все, включая и тех, кому повезло попасть под раздачу. Результат выборов был предсказуем: пятнадцать за, ноль против и ни одного воздержавшегося...
Я не стал ничего менять в структуре управления пиратской баталией. Принципы распределения прибыли и убытков тоже остались
Триту за эти три дня я ни разу не видел.
Как оказалось, дурацкое правило «женщина на корабле к несчастью» у здешних пиратов отсутствовало. Как, впрочем, и у остальных мореходов. Поэтому женщин в командах хватало. Некоторые даже в абордажных схватках участвовали, а множественное использование рунных камней делало результаты подобных схваток непредсказуемыми. Так что когда я поинтересовался у Дайруса, куда подевалась его сестра, он только плечами пожал:
— Несёт службу, как все. Но если надо...
— Надо, мой друг. Надо. Сегодня вечером я жду вас обоих в ресторации Динкля, за тем же столиком.
— Я понял. В котором часу?
— В середине вечерней чаши...
Когда специальный колокол возле клепсидры на площади пробил ровно двадцать ударов, Дайрус и Трита вошли в обеденный зал. Сегодня мы дожидались их вместе с Аршафом. Что любопытно, Триту напарник до этой минуты ни разу не видел.
Его реакция на сестру нашего капитана меня удивила. Даже не думал, что «вор-судья», проживший... короче, хрен его знает, сколько ему в реальности лет (десятков, а может, и сотен), однако сейчас он выглядел каким-то безусым юнцом, внезапно узревшим перед собой «девушку своей мечты». Уронив челюсть, он, словно заворожённый, следил за тем, как Дайрус и Трита идут по залу к нашему столику, огибают другие столы, как женщина поправляет причёску, как капитан пропускает её вперёд, отодвигает ей кресло... Опомнился «вор», только когда они уселись напротив и поздоровались — вернул челюсть на место и изобразил каменное лицо.
— Тара, — представил я даму. — Сестра нашего бравого капитана.
— Эммм... рад... очень... — просипел напарник, едва не дав петуха.
«Очень приятно, царь», — продолжил я мысленно.
— Шар... ну, в смысле, Шаф.... но можно и Аш... то есть, Ар... — продолжил тупить Аршаф.
Пришлось даже пнуть его в ногу, чтобы привести в нормальное состояние.
Трита такое внимание в своей персоне, безусловно, заметила, но, надо отдать ей должное, не пыталась отвечать моему напарнику тем же. Скорее, наоборот, усиленно делала вид, что ей это неинтересно. Я же, глядя на них обоих, сообразил наконец, какое определить наказание для бывшей мошенницы.
Где-то около получаса мы обсуждали предстоящую операцию и уточняли детали. А когда обсуждение завершилось, я мотнул головой в сторону Триты и посмотрел на Дайруса:
— Не против, если я умыкну у тебя сестру минут на пятнадцать?
—
Дама не возражала.
Дайрус нахмурился.
Напарник дёрнул щекой... Наверное, нерв защемил.
— Не беспокойтесь, — заявил я на всякий случай (больше для «вора», чем для капитана). — Ничего непотребного я делать с госпожой Тарой не собираюсь...
Когда мы поднялись наверх, я закрыл дверь и указал даме на кресло:
— Садись.
Женщина села.
— Помнишь, я говорил, ты должна быть наказана?
— Да, господин Краум, — опустила она глаза.
Я обогнул кресло и, остановившись у неё за спиной, приказал:
— Оголи плечи... Нет! Лучше всю спину.
Бывшая подавальщица подчинилась.
Спина у неё была... симпатичная. Только слегка подрагивала. То ли от холода, то ли от банального страха.
— Не бойся, больно не будет. Ты, главное, не дёргайся. Договорились?
— Договорились, господин Краум.
И задрожала ещё сильнее.
Что поделаешь? Женщина...
Взяв со стола чернила и кисточку, я принялся рисовать иероглифы прямо на коже у Триты.
Ну, а чего? Правильные татушки ценятся в любом мире.
Это же не портаки уголовные. Понимать надо...
Сеанс высокохудожественного татуажа длился недолго. Всё-таки руку на рисовании рун я уже набил, да и дрожать дама на втором иероглифе практически перестала. Видимо, поняла, что мучить её и вправду не будут.
Закончив с работой, я отступил на шаг и полюбовался ровной цепочкой из семи иероглифов. Уложился тютелька в тютельку. От лопатки до лопатки. Как доктор прописал.
— Рон гии.. чон чан.. зуон йен.. ай, — нараспев прочитал я тщательно выписанные закорючки.
Честь, верность, достоинство... Ну и ещё кое-то, что бывшей мошеннице точно не повредит. Такое вот, понимаешь ли, наказание. Персональное. Наложенное настоящим мастером своего дела...
После прочтения иероглифы вспыхнули...
— Жжётся, — пожаловалась Трита.
...и исчезли.
— А сейчас?
— Вроде... прошло.
«Наказанная» подняла голову, затем повела плечом и, по-хитрому изогнувшись, попыталась увидеть, что у неё между лопатками. Хотя, как по мне, лучше бы к зеркалу подошла... которого в моём номере не было... Упущение, однако, господа отельеры...
— Не парься. Всё равно не увидишь, — хмыкнул я, глядя на потуги бывшей мошенницы.
— А что там, господин Краум? — спросила она, бросив гнуться.
— Твоё наказание, — пожал я плечами. — А может быть, и награда, кто знает... А теперь одевайся, и пойдём вниз. Твой брат и мой друг нас, наверно, уже заждались...
Когда Драйвус и Трита ушли, Аршаф поинтересовался у меня с деланным равнодушием:
— Слушай, старшой. А она это... кем она раньше была?
— Кем была, говоришь? — я сделал вид, что задумался. — Ну... когда мы с ней в первый раз встретились, она в трактире служила, в Больших Лисавах.
Аршаф помолчал. Заглянул для чего-то в пустой стакан. Дёрнул плечом.