Бездушный
Шрифт:
— Увы, господин командор. В Драконьем Урочище связь-камень не действует. Это определили самые первые маги из Ордена, когда ещё только налаживали добычу «слёз» и «зубов». С тех пор здесь, насколько я знаю, ничего в этом плане не изменилось...
Когда мы вернулись на площадь, там изменилось многое.
Аршаф сидел под навесом, где раньше ставили клейма, и не спеша принимал доклады от почти бывших сидельцев. Почти, потому что от работы и от охраны их уже освободили, но на волю пока не выпустили.
— Несколько старых знакомых нашёл, — сообщил «вор»,
— Надеюсь, они тут все в бригадиры выбились? — усмехнулся я в тон.
— Обижаешь, начальник, — хмыкнул Аршаф. — Бугор, он, что на воле бугор, что в тюряге. А уважение в этой среде за деньги не купишь. Только личными качествами.
— Как у тебя, например.
— Ага, — радостно согласился напарник...
Обезоруженные и разжалованные стражники сидели на корточках возле кузни.
От «умиления» меня едва на слезу не пробило. Ну, точь-в-точь как гопники на районе или отечественные зэки на пересылке. Видал в своё время таких, и не раз.
Кроме охранников, кстати, в персонал лагеря входили также «вольнонаёмные»: два повара, сапожник, портной, плотник, кузнец и два его подмастерья. Первые двое сейчас вовсю орудовали на кухне, остальные сидели взаперти в кузне.
Оружием, отнятым у вертухаев, напарник вооружил часть наиболее доверенных зэков. По какому принципу он их отбирал, я не интересовался. С воровской братией и местными воровскими понятиями Аршаф был знаком явно лучше меня. Даже несмотря на мою недавнюю ходку именно в этот лагерь.
Единственное, в чём мой приятель подстраховался, так это в том, что всё дальнобойное (три лука и два арбалета) он пока оставил себе. Сложил в мешок и бросил возле столба под навесом.
— Потом раздадим, — объяснил он своё решение. — Когда до конца поймём, кто за нас, а кто сам по себе...
Все восемь (по числу бараков) отрядов каторжников собрались на площади спустя полчаса. Одетые, обутые, накормленные.
— Давай, старшой. Массы готовы. Пропагандируй, — подбодрил меня «вор», кивая на бывших «сокамерников».
Я мысленно хмыкнул и вышел к толпе: агитировать за всё хорошее против всего плохого.
— Здорово, парни! Узнаёте меня?
— Знаем... Ты Дар... Из шестого барака... Говорили, ты в топях утоп, — отозвались с разных сторон.
— Как видите, слухи о моей смерти оказались сильно преувеличенными, — позволил я себе пошутить.
Смех в ответ показал, что шутку местные заключённые приняли.
— Только сейчас меня зовут командор, а не Дар. Командор Краум из Пустограда, — продолжил ковать я железо. — А теперь, чтобы снять все недомолвки...
Руны «усиление» и «одиночный огонь» отозвались мгновенно. Над правым плечом у меня заискрился огненный шар размером с коровью голову. Секунда, и он понёсся к стоящему на отшибе строению. Помню, что в нём складировали всякого рода «неликвид»: поломанные инструменты, рваные шмотки, истёртую обувь, гнилые матрасы...
Через миг склад с барахлом исчез в яркой вспышке. Ударной волной вышибло окна и двери у пары ближайших зданий и повалило забор.
Собравшиеся на площади отделались лёгким испугом. Руна «защиты», совмещённая с «усилением», приняла
Сказать, что моя демонстрация имела успех, значит, ничего не сказать. Успех был, как в переносном смысле, так и в прямом — оглушительным.
С десяток секунд на площади стояла мёртвая тишина. Только ветер шуршал над щебёнкой, волоча по ней какие-то грязные тряпки, да хлопал заборной калиткой, сиротливо болтающейся на единственном устоявшем после взрыва столбе...
— Итак, кто желает покинуть это не слишком гостеприимное место? — нарушил я подзатянувшееся молчание.
Стоящие на площади люди, будто очнувшись от наваждения, зашумели, задвигались, загомонили.
Я поднял руку, призывая к вниманию:
— Объясняю по пунктам. Первое: кто хочет уйти отсюда, может идти со мной. Второе: кто хочет остаться, может остаться. Третье: кто не хочет ни того, ни другого, может делать всё, что захочет, когда я уйду отсюда. Понятно?
— Зачем мы тебе, командор? — послышалось из толпы.
Я усмехнулся:
— Ну, если я скажу, что мне просто нравится делать людям добро, вы ж всё равно не поверите.
Ответом мне стал громкий хохот.
— Ну а если по существу, то мне позарез надо разобраться с одним городишком. С местной магической сволочью хочу поквитаться... Ну и пограбить потом, не без этого, — добавил потом, чуть осклабившись.
— А городок-то богатый? — спросили опять из толпы.
— Приморский.
И этим всё было сказано. Где море, там и торговля. А где торговля, там деньги.
— А с этим что будем делать? — выступил вперёд очередной каторжник и, закатав рукав, показал выбитый на запястье номер.
— Видите, что здесь? — закатал я тоже рукав.
— Не видим... Там нет ничего... — крикнули мне сразу несколько голосов.
— В том-то и дело, что нет. А раньше было. Девяносто четыре семьдесят шесть. Было, да сплыло. И если вы пойдёте со мной, у вас тоже не будет. Дело сделаем, городишко почикаем, и не будет. А после идите, куда хотите. Хотите, со мной оставайтесь — планов у меня ещё много. Хотите, домой в Империю. А можете, например, в Драаран податься, в Драаране лихие парни в цене... Ну? Кто хочет свалить отсюда прямо сейчас?..
— А как мы отсюда свалим? — нашёлся ещё один сомневающийся. — Тут же болото везде. Мёртвые топи. А за болотом лес... Гиблый.
— Повторяю ещё раз, — возвысил я голос. — Как выбраться из Урочища — забота моя. Ваша — только решиться. Кто за, остаётся в строю. Кто против, идите к кузне, где вертухаи. И помните: я никого не неволю. Каждый решает сам.
Решение зэки принимали недолго. Уже через пару минут толпа окончательно разделилась. Большая часть осталась стоять на месте, меньшая переместилась к кузне. Пересчёт показал: со мной решили идти двести три из двухсот девяносто двух заключённых. Примерно две трети, как и предполагалось — за проведённые на каторге месяцы я всё-таки смог изучить контингент и царящие в нём настроения.