Безмолвная. Книга вторая
Шрифт:
Оказавшись по ту сторону входной двери, пешком спускаюсь на первый этаж и выхожу… хорошо, в общем, выхожу. ЁЛин повезло жить в доме, с огороженной придомовой территорией, поэтому, попадаю не на оживлённый проспект, а в относительно тихий дворик, где, на парковочных местах примостились несколько машин. Оглядываюсь. Передо мной, из-за симпатичного забора, в виде горизонтального деревянного штакетника, смонтированного меж кирпичных столбов на таком же основании, выглядывает невысокое здание, отделённое подъездной дорожкой. Справа, выезд, выводящий в переулок, с видом на две высотки: одна — бетонная, — с редкими вкраплениями окон, а другая, находящаяся левее, и смотрящая на перекрёсток, полностью закрыта тонированным стеклом. Слева, забор примыкает к стене ещё одного «коротыша», образуя глухой дворовый угол.
(Дворик)
(Переулок)
(Дом
Выйти со двора можно двумя путями: через выезд, либо, пройдя под одной из сквозных арок, занимающих почти всё пространство первого этажа дома. Этот путь ведёт на ничем не примечательную улицу с проезжей частью шириной в две полосы. Туда-то я и направляюсь. Через калитку выхожу на тротуар, и, повертев головой, поворачиваю направо. Иду, по сторонам глазею, наслаждаюсь местной архитектурой. В этой части квартала преобладают аккуратные, щеголяющие большими проёмами окон, здания, в три-семь этажей, и шириной два или три подъезда. По сравнению с совдеповскими спальными районами, с их длиннющими «кораблями», кажется, что я попал в коттеджный посёлок. Вдоль тротуара высажены деревья, и будь сейчас лето, улица выглядела бы как слегка прореженная аллея в парке — много зелени и чистого воздуха. — «Видимо, район из недешёвых» — решаю, закончив беглый осмотр ближайших достопримечательностей.
Дохожу до перекрёстка и, не переходя дорогу, поворачиваю направо, попутно, борясь с искушением заглянуть в ресторанчик, расположившийся на углу. Вообще, мой квартал, буквально, кишит забегаловками. Ещё в свою предыдущую, первую, вылазку я заметил изобилие заведений общепита, предлагающих утолить голод самыми изысканными блюдами кухонь, как местной, так и ближайших соседей: Китайской и Японской. Есть я не хочу, да и отсутствие моего физического тела, а с ним, и обоняния, никак не способствует слюноотделению.
«Бог есть любовь» (1-е посл. Иоанна 4:8. Прим. Автора) — читаю надпись на боковой стене очень узкого — чуть больше дверного проёма — кирпичного строения, своей формой и размерами смахивающего на русскую печь. На «трубе печи» возвышается классический четырёхконечный крест, именуемый — латинским. По соседству с «печью», чуть в глубине, замечаю ещё одно здание, уже привычной формы, на фасаде которого написано: «Корейская баптистская конвенция. Церковь хвалы». Что ж, восхвалять мне некого, поэтому и повода задерживаться нет. Прохожу мимо, размышляя о том, что у Корейцев, кажется, отнюдь не христианство в фаворитах. Никогда раньше не задавался подобным вопросом, лишь слышал краем уха. Возможно, когда-нибудь, руки дойдут выяснить подробности, образования для. Но не сейчас.
(Бог есть любовь)
Впереди маячит следующий перекрёсток, завершающий вторую сторону квадрата моего короткого пути, и он граничит с оживлённой магистралью, шириной аж в десять полос. Называется она: «Кхандундэро». Кажется, ничего необычно в этом названии нет, и это, отчасти, верно, в случае если ты уродился Корейцем. Но мой извращённый разум сразу подмечает, что на ближайшем указателе, дублируя хангыль, латинскими буквами написано: «Gangdong-daero»… Ну, смешно же! Не? Правильно, только идиоты смеются, если им показать палец.
(Gangdong-daero)
С
(Японский ресторан и церковь Чандэ)
Отвлекаюсь от созерцания «святая святых», и устремляю взор дальше. С моего ракурса хорошо видна вереница домов, растянувшихся вдоль «Кхандундэро», и здесь уже преобладают высотки. Конечно, до Нью-Йоркских небоскрёбов им далеко, но, мне кажется, так даже лучше. Нет этого давящего чувства от вида упирающихся в небеса бетонных конструкций, намного легче дышится, и есть ощущение простора.
На противоположной стороне проспекта наличествует парк, и я уже знаю, что это «Олимпийский парк», созданный к Олимпийским играм 1988 года в Сеуле. О нём мне поведала ЁЛин, увидев, как я рассматриваю в окно кроны деревьев. На его территории находится не только культурно-развлекательная зона, но и очень знаковые для Кореи учебные заведения. Главным, из которых, является «Корейский национальный спортивный университет». Что-то вроде нашего Питерского «Лесгафта», судя по всему. Так же, есть ряд спортивных школ — средних и старших, — готовящих спортсменов в двух десятках различных дисциплин, о чём мне тоже успела рассказать моя онни.
Вообще, я люблю парки. В Питере, живя в шаговой доступности от «ЦПКиО», регулярно навещал остров. Один или со Светой. Мог часами бродить по его дорожкам, особенно, по западной — дикой — части парка, от центральной аллеи до выходящей на залив набережной со львами. Эта сторона больше всего подходила для единения с природой, так как являлась менее посещаемой, чем восточная — окультуренная.
Вот и сейчас меня подмывает перейти дорогу и окунуться в атмосферу спокойствия и задумчивости. Только, мешает поводок, ограничивающий пределы виртуальных прогулок, примерно, пятисотметровой зоной. Он позволяет зацепить лишь крошечный кусочек парка. Зато, предоставляет возможность пройтись по большинству учебных зданий, и даже, навестить Олимпийский бассейн, скромно притулившийся на границе зелёной зоны. Что я и делаю. Правда, сперва переживаю небольшое приключение, задумав перейти дорогу в неположенном месте.
В первую свою прогулку я перемещался от одного, интересующего меня, источника звука к другому, и этот процесс происходил практически мгновенно. А сейчас топал ногами, улавливая эхо от всех возможных препятствий на пути, и строил по нему картинку в голове. Наиболее близким по смыслу, чтобы описать мои ощущения, была бы, сцена из «Сорвиголовы» с Беном Аффлеком. Та, на крыше, под дождём.
Я шагаю на проезжую часть, и тут же отскакиваю назад, уворачиваясь от мчащейся на меня машины. Что тут скажешь, инстинкты зашиты слишком глубоко, на подкорке, и перебороть один из главнейших — инстинкт самосохранения — не так-то просто, как выясняется. Особенно, когда на тебя мчится многотонный грузовик.