Безобидное соглашение

Прокопьева Дарья

К двери кабинета лорда Пембрука они шли вместе, не держась за руки, но едва ощутимо соприкасаясь рукавами платья и сюртука, что вызывало в груди трепет и только усиливало волнение. Впрочем, волнение это ощущалось приятным: казалось, они стоят на пороге невиданной, счастливой жизни.

До момента полного разочарования оставалось двадцать три минуты и ещё пара секунд.

Глава I. Фуррия Харрингтон

5 января 1813 года

Лондон, Англия

Сэр Уильям Вудвилл,

пятый граф Кренберри, спрыгнул с подножки кареты и, небрежно кивнув слуге, двинулся дальше по подъездной дорожке. Освещённая газовыми фонарями, она прямо кричала о богатстве владельцев – вдовствующая герцогиня Сазерленд была одной из немногих, кто мог позволить себе подобного рода новаторство. Собственно, поэтому-то на праздник Двенадцатой ночи весь свет Лондона собирался в стенах именно её особняка. Каждый аристократ знал: если уж вам пришлось остаться в столице по окончании сезона, лучшего места, чтобы скоротать это тусклое время года, не найти.

– Милорд, – распорядитель бала разве что каблуками не щёлкнул, приветствуя Уильяма: вышколенная прислуга была ещё одной отличительной чертой Сазерлендов. Однако стоило отметить – за соблюдение всевозможных правил в этом доме платили сверх всякой меры.

Уильям знал о заведённых у Сазерлендов порядках не понаслышке: в детстве он провёл здесь несколько чудесных лет. Потом его отправили учиться – сначала в частную школу, затем в закрытый университет, из которого он вышел не ребёнком, но мужем. Не худшее место и способ, чтобы повзрослеть, и всё же в моменты ностальгии Уильям с нежностью вспоминал не продуваемое сквозняками общежитие и чрезмерные возлияния в компании друзей, а лондонский дом герцогини – или тётушки, как он порою ласково её называл.

– Ваше пальто, милорд.

Похоже, Уильям слишком долго молчал, наслаждаясь возможностью вновь взглянуть на почти родные пенаты. В противном случае распорядитель не стал бы навязываться, обращаясь к нему повторно.

– Да, конечно. – Уильям сбросил верхнюю одежду и протянул ожидавшему поблизости лакею. – Благодарю.

Распорядитель бала удовлетворённо кивнул, жестом приглашая проследовать далее. В обычный день он попросил бы у Уильяма визитку, чтобы должным образом представить его присутствующим, но сегодня это не требовалось. Поправив полумаску, неприятно давившую на переносицу, Уильям шагнул в зал – и застыл, как и многие до него.

Каждый раз герцогиня удивляла своих гостей так, что, казалось, повторить подобный эффект более не представится возможным. И каждый раз ей удавалось превзойти себя, при помощи искусных декораторов создав не убранство даже, а другой мир, кардинально отличный от того, что находился за дверями её роскошного поместья.

В честь бала-маскарада, посвящённого Двенадцатой ночи, герцогиня пошла не просто вопреки правилам, но вопреки природе. Презрев зимний холод и сон, она усыпала зал цветами: по обе стороны от входа стояли вазы в половину человеческого роста, вдоль стен слуги аккуратно развесили ампели 1 , продолговатые столы украшали небольшие вазоны, – и каждый сосуд был наполнен благоухающим разнотравьем, отчего комната походила более не на танцзал, а на огромную оранжерею.

1

Подвесное

кашпо, горшок, вазон или корзина

Даже дамы издалека напоминали экзотические цветы. Воспользовавшись правом на одну ночь притвориться кем-то другим, многие пустили своё воображение в пляс, порождая наряды самого безумного кроя. Краем глаза Уильям заметил нимфу, одетую на грани непристойности, и леди, словно сошедшую с картин Елизаветинской эпохи, – одно её платье занимало как минимум пятую часть комнаты, создавая массу неудобств, но вместе с тем привлекая столь же колоссальное внимание. Его обладательница, определённо, должна была стать самой обсуждаемой гостьей праздника, а значит, цель её оказалась достигнута.

Уильям, впрочем, едва на неё взглянул. Едва переступив порог бальной залы, он устремил взор наверх, к декоративной винтовой лестнице, на середине которой замерла, возвышаясь над своими гостями, герцогиня Сазерленд. Не узнать её было невозможно: герцогиня едва ли не единственная выбрала простой наряд, безупречно соответствовавший нынешней моде, хотя и более закрытый, чем предпочитали юные девы. В тёмном платье с завышенной талией она навевала мысли о чём-то греческом, а алые серьги и ожерелье, покоившееся в неглубоком декольте, подсказывали – ну, конечно же, Персефона, повелительница потустороннего мира и, вместе с тем, богиня весны. Уильям хмыкнул: только его тётушка могла сделать такой выбор, предпочтя образ подземной богини наряду Геры, мнимой владычицы небесного царства.

– Вы как всегда великолепны, миледи, – поднявшись к ней, Уильям склонился в поклоне. – Или сегодня вас следует именовать «Ваше Величество»?

– В определённых кругах подобное высказывание почли бы за измену, – в тон ему, со всей возможной серьёзностью откликнулась герцогиня: глубокий низкий голос её идеально подходил для угроз. Правда, весь эффект канул в бездну, когда на губах, не скрытых полумаской, заиграла мягкая улыбка. – Мой дорогой, неужели ты решил смилостивиться и дать шанс лондонскому обществу?

– Лондонскому обществу? Никогда! – фыркнул Уильям, так же присовокупив резкий ответ вполне добродушной улыбкой. – Я здесь исключительно ради вас, тётушка.

Он тут же пожалел о сказанном: трость герцогини вдруг оказалась в опасной близости от его ступни – намёком на возможную расправу.

– По-моему, мы уже это обсуждали, юноша, – проговорила она. – Для тебя я – Ваша Светлость или миледи, на худой конец. Тётушкой будешь называть тёщу.

– Надеюсь, мне повезёт никогда ею не обзавестись.

– Надеюсь, тебе повезёт образумиться, – герцогиня поджала губы, отворачиваясь. – Ты только взгляни, сколько здесь прекрасных юных леди. Немало и состоятельных, хотя тебе не к лицу излишне об этом заботиться.

– Ваша Светлость, – пока она не видела, Уильям позволил себе закатить глаза, – я старательно избегал визитов в столицу весь сезон не для того, чтобы вы при первой же встрече принялись подыскивать мне супругу.

– А я не для того учила тебя, чтобы ты наивно полагал, будто наступление зимы избавит тебя от внимания прелестных леди и их охочей до состояний родни.