Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
Каким был бы ответ сэра Томаса, остается неизвестным. Он уже открыл рот, чтобы заговорить, но тут занавеска в глубине комнаты заколыхалась, и из ее складок вылетел лорд Дривер, будто ядро в твидовом костюме.
Его явление сразу же положило конец любой речи, какую собирался начать сэр Томас. Прижавшись к спинке кресла, он безмолвно пучился на нарушителя их тет-а-тета. Даже Джимми, знавший о пребывании его сиятельства в уютном тайнике, был несколько ошеломлен.
Его сиятельство первым нарушил молчание.
– Черт возьми! – воскликнул он.
Ни
– Прохиндей вы старый! – добавил граф по адресу сэра Томаса. – И вы еще обозвали меня надувалой-букмекером!
В выпученных глазках рыцаря вспыхнули искры праведного гнева, но тут же угасли. Он ничего не ответил.
– Черт возьми! – простонал его сиятельство, изнывая от жалости к себе. – Столько лет я терпел, пока вы устраивали мне ад на земле во всех формах и видах, а сами… Боже мой, да если бы я раньше знал!
Он повернулся к Джимми.
– Питт, старичок, – сказал он с душевной теплотой, – я… не знаю, как и сказать. Да если бы не вы… Мне всегда американцы жутко нравились.
– Я не американец, – признался Джимми, но граф продолжал без паузы:
– По-моему, и я всегда так думал, это была чушь собачья, ну, эта заварушка в… в… ну, в том году, в каком ее заварили. Если бы не типчики вроде вас, – продолжал он, вновь адресуясь к сэру Томасу, – этой жуткой Декларации независимости и прочего в помине не было бы. Верно, Питт, старина?
Слишком глубокие вопросы, чтобы отвечать на них с ходу. Джимми пожал плечами.
– Ну, по-моему, сэр Томас вряд ли поладил бы с Джорджем Вашингтоном, – сказал он.
– Само собой. Так я, – его сиятельство шагнул к двери, – пошел вниз, посмотрю, что скажет тетя Джулия на все это.
Судорожная дрожь, будто от удара электрическим током, сотрясла сэра Томаса. Он взвился из кресла.
– Спенсер! – вскричал он. – Я запрещаю тебе говорить твоей тете хоть слово!
– О! – сказал его сиятельство. – Запрещаете, а?
Сэр Томас вновь сотрясся.
– Она будет меня поедом есть!
– И будет, держу пари. Вот пойду, и проверим.
– Остановись!
– Ну?
Сэр Томас утер лоб носовым платком. У него не хватило духу вообразить леди Джулию во всеоружии истины. Первое время страх, что она может обнаружить его маленький розыгрыш, не давал ему спать по ночам, но постепенно, пока дни проходили, а безупречность поддельных бриллиантов продолжала держать в заблуждении и ее, и всех и каждого, кто их видел, страх поугас. Однако продолжал таиться в глубине его души. Даже пребывая в самом своем безоблачном настроении, супруга была для него источником тихого ужаса. И его воображение полностью отказывало при одной только мысли о глубинах аристократического презрения и гнева, в которые ее погрузит подобное открытие.
– Спенсер, – сказал он, – я требую, чтобы ты не осведомлял свою тетю.
– Что? Вы хотите, чтобы я держал рот на замке? Хотите сделать меня сообщником в этом гнусном низком обмане?
– В самую точку, – сказал Джимми. – Noblesse oblige [27] и все такое прочее. При одной мысли кровь Дриверов яростно вскипает. Послушайте! Вы слышите, как она клокочет?
Лорд Дривер сделал еще шаг к двери.
– Остановись! – вновь вскричал сэр Томас.
27
Благородное происхождение обязывает (фр.).
– Ну?
– Спенсер, мой мальчик, я вот подумал, что, возможно, я не всегда обходился с тобой, как следовало бы.
– «Возможно»! «Не всегда»! Черт подери! Учитывая, что вы обходились со мной будто с малышом в слюнявчике, с той минуты, как мы познакомились, лучше не скажешь. А как насчет нынешнего вечера, когда я попросил у вас пару фунтов?
– Но только потому, что ты, как мне показалось, играл в азартную игру.
– Играл? А всучить тете Джулии поддельные бриллианты – это какая игра?
– Коммерческая, я бы сказал, – прожурчал Джимми.
– Я все обдумал, – сказал сэр Томас, – и если тебе действительно нужны… пятьдесят фунтов, если не ошибаюсь?
– Двадцать, – сказал его сиятельство, – и они мне не нужны. Приберегите их для себя. Вам понадобятся все ваши сбережения для нового колье.
Его пальцы сомкнулись на дверной ручке.
– Спенсер… остановись!
– Ну?
– Мы должны это обсудить. Не торопясь.
Он провел платком по лицу.
– В прошлом, возможно, – продолжал он развивать свою мысль, – наши отношения не были абсолютно… Вина моя. Я всегда тщился исполнять свой долг. Это нелегкая обязанность – приглядывать за молодым человеком твоего возраста…
Ощущение пережитых обид одарило графа красноречием.
– Черт возьми! – возопил он. – Именно это меня и доводит. Кто вас просил за мной приглядывать? Все эти годы следили за мной, будто чертов полицейский! Перестали выплачивать мне содержание, когда я был на третьем курсе и оно мне особенно требовалось! И мне пришлось вилять хвостом и выпрашивать пенни на сигареты. Я выглядел жутким ослом, можете мне поверить! Приятели просто от хохота давились. Меня воротит от всей этой жути. Вы долго надо мной издевались, и теперь я хоть немного, а поквитаюсь. Питт, старик, а вы как бы поступили?
При этом внезапном обращении к нему Джимми признал, что на месте его сиятельства мог бы испытать мимолетный соблазн сделать что-нибудь в таком же роде.
– Само собой, – сказал его сиятельство. – Как любой нормальный типус.
– Но, Спенни, разреши мне…
– Вы испортили мне жизнь, – сказал граф, хмурясь с великолепной байронической мрачностью. – Вот что вы сделали – испортили всю мою жизнь. Мне пришлось перехватывать наличные у друзей, чтобы продержаться. Питт, старина, я же должен вам пятерку, верно?