Безудержный ураган 2
Шрифт:
На утро после возвращения Бруснира разбудил настойчивый стук в дверь. Вальдар выбрался из кровати, по пути натянул на себя одежду и, гадая что стряслось на этот раз, открыл дверь. На пороге стоял Латьен. Лицо его выражало крайнюю степень озабоченности, если не сказать страх.
— Заходи, — сказал Бруснир и посторонился, пропуская его в дом. — Что стряслось?
— Мы проверяли окрестности города и… Неподалеку, за озерами, обнаружили эту тварь — мага-переродка.
— Хокс возьми, — выругался Бруснир. — Только этого нам не хватало. Он вас видел?
— Точно не знаю, — ответил Латьен. —
— Ладно, идем, — скомандовал Бруснир. — Надо выяснить больше.
Через полчаса Бруснир с небольшим отрядом вальдаров приземлились вблизи от места, где Латьен видел мага. Дальше пошли пешком. За озерами, в древних кралинских развалинах, вальдары увидели монстра. Он парил над землей, и разодранные одежды развевались на легком ветру. Туго обтянутый иссохшей и почерневшей кожей череп вглядывался вдаль, в сторону Фаренхада.
Бруснир рискнул подобраться ближе, желая исследовать развалины и, по возможности, выяснить, что здесь делает переродок. Вальдары рассеялись вокруг развалин и сквозь полуразрушенные стены увидели внутри и других магов. Их там было не менее пяти. Бруснир дал команду отступать.
По дороге в город он все пытался придумать, как будет выбираться из этого нового переплета, но на ум ничего не шло. Если с одним таким переродком они когда-то справились буквально чудом, с помощью зелья Кризы, то что теперь они станут делать с, минимум, шестью такими отродьями? На то, что маги не доберутся до города и не обнаружат их, Бруснир надежды не таил. Рано или поздно эти твари обязательно придут в Фаренхад. И что-то подсказывало вальдару — скорее всего, рано.
Когда Бруснир вернулся в город, ему стало ясно одно — нужно убираться отсюда, этот неравный бой им не выиграть. Они окружены со всех сторон. Бруснир пошел к Даре. Она впустила его к себе в дом, и вальдар заметил, что чародейка собрала все вещи и, видимо, уже переправила их на корабль. Бруснир сразу все понял, но не мог не попытаться.
— Вижу, ты куда-то собралась, — с ноткой разочарования в голосе сказал вальдар. — Интересно, хотя бы попрощаться собиралась?
— Собиралась. Почему бы нет? — ответила Дара.
Бруснир уловил в ней перемену. В глазах магички больше не было слащавой наигранности, только холод. Значит, дело совсем плохо.
— Ты многое обещала мне, когда просила взять с собой в путешествие за шкатулкой ягонов, — напомнил он.
Дара присела на диван в маленькой темной гостиной, закинула ногу за ногу и по-деловому кивнула:
— Хорошо, я сдержу свои обещания. Буду раз в несколько месяцев присылать вам корабли с продовольствием.
Бруснир покачал головой:
— Дара, ты обещала подумать и возможно забрать всех отсюда.
— Я подумала и решила не забирать, — отрезала чародейка, не отводя взгляд, и с вызовом покачивая головой из стороны в сторону.
— Сегодня, в старых развалинах кралинов мы обнаружили шесть магов-переродков. Рано или поздно они доберутся сюда и тогда… Тогда мы ничего не сможем им противопоставить. Ты должна понимать, что обрекаешь всех нас на смерть. Из-за чего? Из-за своего каприза?
Дара вскочила и подбоченилась:
— Обвиняя меня ты ничего не добьешься! Кроме
— Ты должна забрать всех, — Бруснир встал и схватил чародейку за плечи, пытаясь вразумить. — Нельзя просто взять и бросить здесь половину людей, фактически приговорив!
— Я не заберу! — почти взвизгнула Дара и оттолкнула его. — Думаешь, я не знаю, чем вы занимались с этой своей Элерией втихаря, прячась по углам?! Я завтра же отплываю в Хистрию и мне наплевать как вы тут будете выкручиваться! Убирайся прочь!
Дара прогнала Бруснира и долго смотрела на дверь, которую захлопнула за ним. Самоанализ не был ее сильной стороной, она не могла бы с точностью сказать, почему именно так злится. Просто шла на поводу у эмоций. Она знала, что ненавидит Элерию и ни за что не позволит ей спастись. Но почему так происходит Дара не понимала.
А дело было в том, что Бруснир выбрал Элерию. В том, что талийка была целительницей. А она, Дара, убийцей собственной матери. Забери она Элерию и ей подобных, и всегда, всегда будут выбирать их, а она, Дара, никогда не получит прощения. Все о чем чародейка сейчас мечтала это сбежать отсюда подальше и забыть обо всем поскорее. Находиться в Фаренхаде внезапно стало слишком больно.
Позже Дару пытался переубедить и Шаймор, но ничего не вышло. Чародейка осталась непреклонной, и на следующее утро ее корабли отчалили от пристани Шантаха. А еще через неделю пришло письмо от короля Хистрии Грегора. Он писал, что ежели сестра его Дара решила не забирать всех, то он поддержит ее решение, как и любое другое.
Грегор нежно любил свою единственную сестру и родственницу, и готов был потакать многим ее прихотям. Да и сам он был недальновиден, и даже не подумал просчитать выгоды, которые потерял, отказавшись от союза с вальдарами. Хотя его советники и пытались весьма упорно донести до него эти сведения. Грегор отмахнулся и заявил, что ему это неинтересно.
Бруснир с горечью и злым бессилием понимал — весь мир отвернулся от них и помощи ждать неоткуда. Правда, он давно научился черпать из собственной злости силы, трансформировать ее в бурный поток, способный снести всех его врагов. И сейчас, загнанный в угол, не имея ни малейшего понятия, что делать дальше, Бруснир точно знал — он не сдастся. Пусть содрогнутся их враги, потому что им давно уже терять нечего. Кроме жизней, которым на этом карнавале хаоса грош цена. И единственное, что остается это продать их подороже.
Глава 24. Враг внутри
Левир спал. Казалось, что спит, но он не был в этом уверен. Его невесомое тело воспарило над Фаренхадом. Он чувствовал ночную прохладу так явно, словно наяву. В темном небе пронзительно блистали холодные звезды, и Левиру подумалось, вот, сейчас, он улетит к ним. И никогда больше не вернется в Адалор, будь проклят он со всеми своими жестокостями.
Где-то там вдалеке, в туманности плохо различимой из-за фиолетового сияния Байнока, он, возможно, встретит Анели. С тех самых пор, как девочка погибла, Левир старался о ней не думать. Она превратилась для него в одну только жгучую боль, задавленную глубоко в груди.