Безудержный ураган 2
Шрифт:
— Отведи меня к вашему первожрецу, — приказал мужчина в капюшоне.
— Но… — замялся жрец. — Первожрец не встречается с незнакомцами.
— Со мной он пожелает встретиться. У меня есть послание от переродков.
Первожрец выглядел совсем не так, как ожидал незнакомец. Это был совершенно обычный с виду мужик с кустистой бородой и мозолистыми руками работяги. И храм его совсем не походил на храм, а выглядел снаружи и изнутри обычной покосившейся хатой.
— Говори, зачем пришел, — пробасил первожрец и откинулся на некоем подобии трона — кресле с высокой узкой спинкой.
— Я пришел узнать, почему вы считаете, что с этими исчадиями Гэрта можно договориться? —
— Садись, — указал первожрец на деревянную лавку возле стены и надолго замолчал.
Незнакомец сел и стал ждать. Думал, что жрец уж никогда не заговорит, но он, наконец, погладил жесткую бороду и сказал.
— Я был обычным сапожником и всю жизнь поклонялся Таносу, пока не пришла Волна. Когда моя жена погибла у меня на глазах, я понял что Танос ложный бог, что он не поможет нам. Никого не спасет, — жрец помолчал, погрузившись в воспоминания и продолжил. — Жене размозжило череп осколком стены, снесенной Волной. Можно сказать ей повезло, она умерла быстро. Я выжил и сумел отыскать наших детей. Двух девочек-малюток и сынишку чуть постарше. Я нашел их. Они бродили возле школы, их тела посинели и раздулись, и они… Они напали на меня. И я убил их. Я убил своих детей… Я был так слеп тогда. Я думал, они стали монстрами. Это была самая огромная ошибка в моей жизни. Много позже я понял что мир изменился, изменился безвозвратно, но это не… Но это не плохо, это не зло прокатилось по нему. Просто мы, люди, не в состоянии понять и принять начавшихся здесь изменений. Но мы должны, если хотим выжить. Мы должны принять изменения, и измениться сами.
Незнакомец смотрел на него и думал, что этот сумасшедший фанатик совсем свихнулся. Он осторожно копался в мыслях первожреца, и было в них что-то липкое, темное. Оно пугало и одновременно тянуло погрузиться в него глубже.
— Я знаю кто ты, пришелец, — сказал первожрец, не сводя с него тяжелого пронизывающего взгляда. — А ты знаешь кто ты?
Незнакомец помолчал, кивнул и ответил:
— Я король Хаоса.
Пришелец сбросил капюшон. Это был Левир. Какая-то его часть хотела сбежать отсюда, забыть обо всем и стать тем прежним пареньком, обычным вальдаром, самой главной целью которого было хорошо выполнить очередное задание. Но Левир не сбежал. Он смотрел в масляные, налившиеся черным зрачки первожреца, и не отводил глаз.
***
Элерия засиделась за чаем у Кризы допоздна. И возвращалась в их, теперь общий с Брусниром дом, уже затемно. Пустынные улицы Фаренхада не пугали ее, до тех пор, пока не услышала шорох за спиной. Талийка нахмурилась, но списала все на разыгравшееся воображение, и лишь ускорила шаг. Шорох повторился, и она услышала топот маленьких лапок. Гэртовы тюльпаны, мелькнула мысль у Элерии, и она содрогнулась. Обернулась и увидела как что-то мелкое метнулось к ней сбоку. А в следующее мгновение цветок уже впился зубищами ей в ногу. Талийка выхватила кинжал и перерубила растеньице надвое. От домов к ней бежали еще несколько.
— Да вашу ж мать! — воскликнула Элерия и бросилась прочь. Добежав до дома, она ввалилась внутрь и с облегчением захлопнула за собой дверь. Позвала. — Бруснир?
Но талийка уже знала, что его нет дома. Неведомо как это бывает, но иногда заходишь в дом и сразу понимаешь, что там никого нет. Будто сам воздух сообщает тебе — я пуст, здесь нет людей. Касается тебя и безголосо вещает: в доме никого, только ты и я. И от этого накатывает маленькая жуть и желание уйти. А потом, когда кто-то входит в дом, все меняется в одно мгновение, наполняясь теплом и жизнью. Но Бруснир не входил.
Элерия
Наконец хлопнула входная дверь, и Элерия выскочила в коридор. Бруснир вернулся. Он выглядел усталым.
После ужина вальдар сидел в кресле. Элерия примостилась на коленях и прижималась к его груди, упивалась ощущением покоя и счастья. Но счастье это было столь эфемерным… Бруснир задержался сегодня, потому что сам отправился на разведку к развалинам.
— Магов там стало еще больше — сорок пять или около того, — рассказал он.
— Что же мы будем делать? — спросила Элерия.
— Не знаю. Я понятия не имею что нам делать. Впору уже строить корабли и плыть с войной куда угодно, как советовал Левир. Вот только ничего построить мы уже не успеем. Возможно, я совершил огромную ошибку, когда не послушал его.
— А, может быть, теперь мы сможем сразиться с ними и победить? Мы все очень изменились. Почти у всех появились новые силы.
Бруснир качнул головой:
— Вот только силой их не возьмешь. Магию они поглощают, а раны заживают на них за секунды.
— Возможно, мои силы могли бы им как-то повредить?
— Я и близко тебя к ним не подпущу, можешь сразу забыть об этом. К тому же, насколько я помню, твой лекарский дар еще никого не убил.
Элерия вздохнула. Так и было. Убивать она не умела. Разве что с кусачим тюльпаном могла справиться.
Вскоре в городе начали пропадать люди. Бруснир с вальдарами вскрыли центральный сад, сломали стену и обыскали там каждый уголок. Но ничего не нашли. Даже кровожадные цветы там больше не обитали. Выбрались в город на вольные хлеба и привыкли к кочевому образу жизни, превратившись в нечто вроде домашних вредителей.
Дни шли, а люди продолжали бесследно исчезать. В списках пропавших уже числилось двадцать человек. Бруснир постоянно посылал людей на их поиски в стенах города, но безрезультатно. Все ворота в Фаренхаде круглосуточно охранялись, и уйти этим путем никто бы не смог. Загадка оставалась неразрешенной, и Брусниру очень не нравилось чем все это пахнет. Он все-таки запретил жрецам Хаоса проповедовать на улицах. И имел по этому поводу разговор с первожрецом, который явился лично, дабы выразить свое недовольство запретом на его единственно верную религию, как он выразился. Имечко у этого деятеля было такое же странное, как и он сам, — Глинур. Бруснир был непреклонен и запрета не снял, пообещал, что нарушители будут помешены под стражу. Первожрец ушел крайне недовольным, если не сказать взбешенным. Грозился — не видать вальдару сатрайна после смерти, спокойного пристанища, где боги встречают праведников. Брусниру было плевать.
На фоне этих событий к командиру явился Бойтин и потащил к себе. Ученый был в отличном расположении духа и жаждал что-то показать. Когда пришли к нему во двор Бойтин заскочил в сарай, вскоре вернулся, неся в руках маленькое куриное яйцо. С гордым видом он положил его на шершавую поверхность садового стола. Бруснир оперся руками на столешницу и спросил:
— Правильно я понимаю, за все это время одна курица снесла яйцо, и поэтому ты притащил меня сюда?
— Конечно же! — воскликнул Бойтин. — Это все меняет. Это существенные подвижки в нашем деле. Правда… Это произошло само собой, а не благодаря нашим научным изысканиям.