Безумие
Шрифт:
– Не психуй. Сама же понимаешь, что нам было бы намного проще жить не встречаясь. – Да я понимала, но еще я понимала, что сейчас я опять засну рядом с ним и не увижу всю ночь ни единого гребанного воспоминания, не испытаю страха и не разражусь истерикой как проснусь. В отличие от прошлого времени.
– Ты прав. – Я сказала это, спокойно и смиренно, отворачиваясь к тебе спиной.
– Жаль, что Совет не прошел позже, у Грегори получалось отвлекать меня от кошмаров. – И я улыбнулась, не услышав тихий рык, но почувствовав вибрацию от него.
–
– Ты даже мыслей не допускаешь, чтобы остаться?
– А зачем? Родители мертвы, дом продан, друзей других у меня нет. Меня ничего здесь не держит. – Кроме тебя. Незнаю откуда эта мысль, но сейчас я начинаю понимать, что в действительности уже не терплю его присутствие рядом, и возможно мне не очень хочется терять эту непонятную связь между нами.
– А Александра? – Ого, оказывается, ты называешь его полным именем. Вот он поржет над тобой от такого официоза.
– И его тоже.
– Расскажи, как вы встретились?
– Я пристрастилась к прогулкам ночью, а он был бездомным. Привела домой, он остался вот и живем. – Скупая информация, выданная сухим тоном.
– Где его родители?
– Отец неизвестен, а мать сдохла от передоза и это хорошо, потому, как если бы она была жива, я бы лично эту тварь ухуйкала.
– Почему?
– Потому как я не дура, и вижу старые, маленькие, круглые шрамики на его плечах, спине и животе и точно знаю, что эти шрамы оставляет ожог от сигареты. И это нихуя не полученное увечье в приютах и на улице!
– А он?
– Он говорит, что не помнит, откуда они и я ему верю.
– Так может ни она?
– А мне похуй, если она это допустила, значит, уже виновна!
– Скора на расправу?
– Нет, если это не касается близких мне людей. А что насчет тебя? У тебя есть близкие?
– Смотря, что ты имеешь в виду под этим понятием.
– Ну, не знаю, родственников, друзей?
– И какой ответ тебе нужен? – Я только пожала плечами.
– Ты сейчас хочешь от меня услышать слезливую историю, об их наличии? Напрасно, таких людей нет. Ни в прошлом, ни в настоящем.
– А как же стая?
– А что стая? Это только большой, организм, работающий на благо и защиту, таких как я. Что-то наподобие вашего Убежища, где я царь и только.
И только. Насколько ты одинок в этом мире и тебя это не смущает.
– Человек существо социальное.
– Ключевое слово здесь «Человек».
– Ты им тоже был.
– Был, очень давно, слишком давно, чтобы помнить об этом. Да и та жизнь не слишком отличалась от теперешней. Не стоит питать иллюзий.
– Я и не питала.
И все. Тишина. Все разговоры сведены к нулю, как и мысли, а ты начинаешь ворочаться и залазить под одеяло. И я не возражаю, потому как сегодня выпал первый снег, потому как ты так становишься ближе ко мне, а это сродни устойчивому источнику тепла рядом. Совсем рядом, очень близко, но я делаю вид, что мне безразлично, игнорирую его и засыпаю.
Утро
– Перестань ерзать или же слазь с меня. – Нарушаешь ты тишину.
– Прости. – Я наконец отодвигаюсь от твоего тела и чувствую как все лицо, а вместе с ним и уши и корни волос вспыхивают от смущения. Блядь я смущаюсь?
– Слушай, ты не в первый раз залазишь на меня и перестань краснеть, если я тебя не скинул сразу, значит, был не против этого.
– О Господи, лучше бы ты скидывал меня!
– Кому лучше? Лично мне это не мешает отдыхать.
Вот и все и так каждый день, наполненный твоим присутствием, ночные чаще всего не несущие в себе каких либо интересных тем разговоры обо всем на свете, ненапряженный спор, от которого чаще всего я отказываюсь, потому как понимаю, что переубедить тебя невозможно. И неловкое утро. Ну, неловкость только с моей стороны. Ты же, твою мать, остаешься как всегда, невозмутим. Даже когда в выходные приезжает Сашка, и ты приходишь ночевать, когда мы, разлегшись на кровати болтаем.
– Молодой человек, время уже давно не детское и это мое место. – И я чуть не умерла со смеху, смотря как Сашка, удивленный твоим присутствием в нашей комнате, пытается поднять упавшую челюсть.
– А ты кто вообще такой? – Сашке удается справиться с шоком и нахмуриться.
– А я тот, кто спит на этом месте.
– Охуеть. – Это уже я.
– Женя, а ты, однако борзый. – Опять я.
– Саш, этот нехороший тип спит со мной, и не задавай вопросов! – Я закрыла ладошкой рот ребенку.
– Саш серьезно, давай завтра? А сейчас спать время позднее, и нам завтра в патруль!
И Сашка, гневно сверкая своими карими глазами, ушел на свою кровать, а комната погрузилась в звенящую тишину, напряженное молчание и злое сопение подростка.
– Успокой свои подростковые гормоны, мы не любовники и я не причиню ей зла. – Нарушает зловещую тишину Зверь, а я сжимаю губы, чтобы не улыбаться и не хихикать.
– Откуда ты?
– Очень тонкое обоняние и как бы это не выглядело, но между нами действительно ничего нет. – О, этот сухой тон, особенно в том месте, где говориться о наших отношениях. Он меня немного обижает.
Обижает тем, что вчера утром я отпрянула от тебя после того как проснулась и поняла, что несколько раз подряд поцеловала сухую горячую кожу на твоей груди и терлась щекой об оную.
Я тогда напугалась, действительно сильно напугалась своих порывов, которые не могла контролировать во сне и тогда же впервые подумала, что каков бы не был терапевтический эффект от сна с тобой, он не стоит того к чему я еще не готова.
– Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
– Не откуда и доказывать я ничего тебе не собираюсь. – И Зверь демонстративно отворачивается ко мне лицом и закрывает глаза.