Безумие
Шрифт:
– Знаешь, в нашем мире большую роль играет судьба, и если этой даме выгодно было вас развести, так может оно и к лучшему? Никогда не знаешь, что может ожидать тебя в дальнейшем.
Его гребанная философия звучит уверено, слишком правильно, созвучно моим мыслям, но черт… Тело, оно точно знает, чего хочет и обрекает меня на одиночество. Обрекает не познать счастье с другим, не родить ребенка. А может мне просто нужно немного больше времени, чтобы забыть его? Прошел лишь год. Господи, зачем же блядь врать самой себе? Я два с лишним года избавлялась от его мрака пропитавшего
– Если тебе станет хоть немного легче от командировки, можешь взять с собой Пьера. – Выносит предложение, а я оборачиваюсь и наталкиваюсь на привычную ласковую улыбку. Блядь. Взять с собой это недоразумение? А что хорошая идея, хороший способ раздражением заменить пустоту и боль.
– Полетишь со мной? – Задаю я неуместный вопрос. Куда ж он денется. Твою мать.
– А ты этого хочешь? – Правильный вопрос. И я уже давно научилась хорошо маскировать ложь.
– Почему бы нет? – В ответ пожимаю плечами.
– С большим удовольствием! – Еще бы. Хочется ответить, но сдерживаю гребанный сарказм, проглатываю и маскирую себя за улыбкой.
– Тогда до завтра, все остальное тебе расскажет Грегори. – Добавляю и встаю, подхожу к ребенку, целую худую щечку.
– Маленький пройдоха, не думай, что я забыла о твоей хитрости, но разбор полетов придется отложить пока не вернусь с командировки. – Опять целую эту моську пышущую праведным непониманием.
– Ты надолго?
– Кто знает малыш? Но я постараюсь не тянуть с ремнем, и вернуться пока ты не сбежал в свой мега крутой интернат!
И мои слова, похоже, проскальзываю мимо этих маленьких ушей, а ребенок, уверенный в своем праве крепко обнимает меня.
– Я буду скучать.
– Я тоже маленький. – Прижимаю его, еще раз чмокаю макушку и ухожу. Стоит выспаться перед полетом, протрезветь, в конце концов, а так же попробовать подготовиться морально.
Гул работающего самолета и мое странное оцепенение длится на всем пути полета, но стоит только железной птице начать снижение и заход на посадку, как мое сердце ухает куда-то к почкам и там сжимается.
Самолет делает маленький кружок над чернеющим лесом и выравнивается ровно на взлетно-посадочную полосу. Снижается, а я не могу отвести взгляда от темнеющих вдалеке родных деревьев. Не могу выкинуть из головы воспоминание, как улетала подальше от этого места, от безысходности, с упрямым желанием забыть то, что осознала и приняла как часть себя.
– Как настроение от возращения на родину? – Спрашивает Пьер, а я на этот вопрос закатываю глаза.
– Нормальное. – И это действительно так, ну не считая боли в сердце, с которой давно должна была смириться.
Он молчит, а железная машина выравнивается параллельно огням, снижается еще ниже, касается черными колесами асфальта и этот удар возвращает часть опущенных органов на свои места.
– Какой он? –
– Он… - Я медлю, пытаюсь обличить в слова все, что есть в Звере, только это чертовски сложно сделать. Все хорошее, что между нами, было спрятано внутри нас. Прикосновения, не желающие причинять боль, взгляд доступный только мне и тихие разговоры. А снаружи?
– Он жестокий Глава стаи Шакалов. Хладнокровный убийца с железной волей и чертовым упрямством. – Это все, что могу сказать, остальные его качества, это блядь слишком личная территория, запертая во мне на большой навесной замок. И ключ я выкину, обязательно, вот только сотру воспоминания о нем и сразу выкину.
Двигатель затихает и дверь, ведущую наружу, распахивает молодой стюард, в темно синем костюме с приклеенной улыбкой на лице.
Выход. Чертовы двадцать ступеней, мои ноги прочно встают на твердый асфальт, а взгляд останавливается на небольшой группке встречающих. С ебанным возращением!!! И я не хочу. Действительно не хочу, но делаю шаги в сторону этой группы, натягиваю счастливое выражение на лицо. Ношу долбанные маски, которым научилась от него.
– Доброй ночи! – С улыбкой подхожу к Богдану. Мужчина как всегда красив и статен. Словно и не было прошедшего года. Словно, черт возьми, ничего в этом гребанном мире не меняется. А ведь ничего и не изменилось. Только я отрастила волосы.
– Ну, здравствуй мелкая. – И мужчина крепко обнимает меня. Давно уже стоит привыкнуть к тому, что в их мире, каждый, кто его касается становиться близким. Отчасти родственником.
– Говорила же, что скорая встреча не за горами? – Раздается с боку и мои глаза находят обладательницу мягкого голоса. Мила. Долбанная длинноногая Мила. Она тянется ко мне, и мой взгляд фиксируется на черных брачных браслетах, на тонких запястьях.
– Говорила. – Выталкиваю из глотки застревающее приветствие и отвечаю на объятие. Не спрашивать! НЕ. СПРАШИВАТЬ!
Но все же я киваю на эти долбанные браслеты, и вижу как удовлетворенная, мягкая улыбка еще больше окрашивает эти пухлые щечки, углубляет ямки на них. А во мне начинает плескаться ярость, хорошо приправленная ревностью. Воздуха становится меньше.
– Я недавно вышла замуж. – Кивает она и это блядь не та информация, что я хотела получить от нее. Не психовать, не думать, а маска скроет. Спрячет все, и меня. Сохранит безнадежность внутри.
– Как имя счастливчика? – Надеюсь, что сейчас на моем лице не заметен оскал от обрушающегося мира.
– Антон. Представь себе, он один из стаи. Он хорошо тебя знает, только сейчас не здесь, уехал по делам. Всевышний, никогда бы не подумала, что влюблюсь в такое хладнокровное существо, но как говорится, пути наши неисповедимы? – А я пропускаю весь остальной треп мимо ушей, после имени Антон. И благодарю Всевышнего уже по другому поводу.
– Точно. – Подмигиваю ей и оборачиваюсь на мнущегося Пьера. Держать воск на лице становится проще.