Безумие
Шрифт:
– Знакомьтесь мой парень Пьер.
Остальное начинает сливаться, в один долбанный фарс с моими скупыми улыбками, и мнимыми поздравлениями в налаживающейся личной жизни. Смотрю на дорогу, которую выучила чуть ли не наизусть, смотрю на траву, она мне кажется другой, родной и воздух. Морозный и свежий, а еще тьма, опутывающая наши фигуры. Ластится, как кошка.
Короткая дорога до знакомого светлого здания в наступающих сумерках и пытка продолжилась уже там. Не давая мне расслабиться, не давая забиться, куда-нибудь в пустоту и темноту с наличием на той территории застеленного горизонтального
Поднимаюсь на второй этаж, прислушиваюсь к мягкому скрипу дерева под тяжестью ног, прислушиваюсь к шуму из столовой. Мы не одни, Мила почему-то решила, что нам с Пьером обязательно нужна нянька или возможно она возомнила себя моей подругой? Фиг знает, но я послушна, иду, вцепившись мертвой хваткой в конечность Пьера, и реже стараюсь моргать. Стараюсь заглушить желание закрыть глаза, представить его. Рядом. Протянуть руку, пошевелить пальцами, потрогать воздух и представить обжигающее прикосновение. Движение сухих, горячих пальцев, которые слегка надавливая, ведут только ему понятные дорожки по коже, по синим венкам, прослеживая их путь и хладнокровный взгляд. Завораживающий контраст хладнокровия и горячего прикосновения.
«Если бы ты мог что-то сказать, ты бы нас спас». В голове только строчка из какой-то песни, а главное испытание только впереди… в трех…двух шагах. Щелчок, поворачиваемого ключа и Мила, наконец, замолкает, а я поднимаю взгляд на погибель. Моя дверь. Моя чертова комната, хранящая в своих недрах фантомные фигуры нас. Пропитанные злостью стены от последнего скандала.
– Здесь ничего не изменилось. – Шепчу в тишину, не переступая порога, смотря в сумрак и знакомые очертания мебели.
– Да, комната была все это время закрыта. Вик, там на подушке. – Она кивает в сторону кровати, моей кровати и я прослеживаю этот кивок.
– Что? – Выдыхаю на что-то белое.
– Это письмо, оставленное тебе. Его ни кто не читал, просто оставили все как есть…
Я уже не слушаю, я срываюсь и в пару шагов приближаюсь к сложенному листку. Только не беру в руки, замираю, усмиряю долбанный моторчик в груди, сжимаю кулаки, не хочу показывать дрожь пальцев, не забочусь о сброшенной маске. Сосредотачиваюсь только на белом квадратике и хочу скрестить пальцы, загадать желание. Но нетерпеливые руки уже вцепляются, потрясывая раскрывают, а взгляд замирает.
«Я обещал отпустить.»
И все. Только строчка, без подписи, без обращения, но я знаю, от кого это. Он обещал? Блядь, а у меня он не спросил, нужно ли это мне?
– Вика? – Теплая рука дотрагивается до плеча, скользит, поглаживая спину. Успокаивает?
Запускаю руки в волосы, зачесываю длинные пряди назад, ладонями стираю росчерки слез и слаживаю белую бумагу обратно в квадратик, прижимаю к носу, вдыхаю и не чувствую ничего. Словно все
– Вот так, давай, еще немного. – Пьер как душевно больную укладывает меня, гладит по голове, а я наверное уже сожгла последние силы на эту строчку, поэтому подчиняюсь ему, послушно откидываю спину на мягкую подушку и покорно закрываю воспаленные глаза.
Даю разрешение тьме и тишине заполнить меня. Ебанная терапия излечила меня от кошмаров, забрала даже эти в чем-то реальные воспоминания о нем. Неправильные? Извращенные? Да и хуй с ним, ведь в это время когда он мучил меня, он был рядом. Злой, жестокий, но мой. А теперь, только благословенный сон, смешанный с тишиной. Как же изменчивы привычки и желания? Столько попыток избавится от кошмаров и что? Сейчас я прошу хотя бы их появиться? Чертово сумасшествие.
Следующий день протекает быстро перед глазами как в водовороте. Утро, завтрак, приветствие от знакомых, Богдан, группа сопровождения, разрешение Пьеру присоединиться, поездка и темный ангар, обследуемый мной, замечаю какие-то рисунки. Странные рисунки, фотографирую их всех, обратная дорога.
Еще один день, и еще. Начинаю привыкать к новой тоске. Вижу Антона и получаю его недоуменное «Госпожа?», а потом недоуменный взгляд от Милы и мой скупой смешок. Не Госпожа, уже не она. Он ведь ебанный рыцарь и отпустил свою пару. Да теперь я в этом уверена. Потому как чувствую себя без него, как долбанный «Лего». Без половины деталей. Поломанной игрушкой.
И еще один день наполненный работой, и мне кажется, что хватать Пьера за руку, становится вредной привычкой. А он молчит, может, понимает этот жест? Разрешает пользоваться собой как спасательным кругом. Сегодня последний день, последнее место, в том, в котором я была пленницей.
Обхожу не спеша, этаж, за этажом. Смакую воспоминания о злости, смакую месть и свое прощение Зверю. Пока не спускаюсь в подвальное помещение, в котором замираю на доли секунд, смотря на выбирающуюся грязную, девушку в черном балахоне из стены.
– Ох, немного неус… - Она не заканчивает, а я не успеваю сгруппироваться и выпустить своего цербера.
Она бьет чем-то похожим на голубой туман и последнее, что вижу это ее шепчущие губы, закрываю глаза от пульсирующей боли в затылке на секунду, а открывая их вновь, вижу только пустоту и густое марево пыли, стоящей столбом. Соскакиваю, превозмогая головокружение, вылетаю наружу, где меня уже ждут.
– Никого не видели? – Ору и оглядываю их удивленные рожи. Они отрицательно машут головами, а я уже заскакиваю во внедорожник. Пьер садится рядом, а Сергей за руль.
– Быстрей в Убежище! – Восклицаю, и сама понимаю, что торопиться уже нет смысла, но меня что-то гонит туда, словно то, что со мной произошло очень важная и нужная информация.
Останавливаемся перед главным особняком, и я мчусь в него, таща как на буксире Пьера за собой, а вслед слышу Сергея.
– Виктория, Богдан на втором этаже в зале Советов, и к нему, скорее всего нельзя!
– Похуй. – Даю хороший ответ. Мне все можно.
Залетаю в просторное помещение и чуть не влетаю в препятствие, в виде мешающего мне мужика, обхожу.