Безумная ведьма
Шрифт:
Гидеон сильно щурится от собственного голоса внутри черепной коробки. Он потерял рассудок вместе с ней?
«Я превращу твою жизнь в сущее пекло здесь, если откажешься принимать здешние традиции», – Эсфирь не понимает, говорит ли это Гидеон в реальности или то игры разума.
Гидеон делает неуверенный шаг к ней. Господи, да из них двоих она явно выглядит адекватнее – и это с разбитой в кровь губой и носом!
Она молниеносно меняет положение, вжимаясь спиной к стене и крепко прижимая ноги к груди. Лишь бы раствориться. Пусть позвоночник захрустит и раскрошится в пыль от напряжения. В первый раз в жизни
– Я не причиню тебе боли, Эсфирь, – хриплый голос прожигает дыры в коже.
Опасность. Она чувствует её всюду, в каждом миллиметре. И в нём – больше всего. Ей доходчиво объяснили, какое положение она занимает здесь – ничего нового. Но то, что он творит с пациентами, а точнее – с отбросами, как она, вселило животный ужас. И в ярких глазах, горящих безумством, она нашла ответ – устрашающие россказни персонала вовсе не сказки. Правда. Голубые глаза сияли так, словно видели священный Грааль. Она – его новый эксперимент, игрушка. И уж лучше бы гнить в тюрьме!
Эсфирь промаргивается, замечая кровь на его костяшках пальцев и рассечённый висок. А, может, здесь не было медбратьев-амбалов? Может, это доктор начал свои эксперименты? Губ девушки касается сумасшедший оскал. Если она смогла оставить засечку на чёрной брови, тогда это повод для бешеной гордости.
Гидеона сковывает озноб. Вот бы забраться прямиком в демоническую голову и прочитать мысли…
Эсфирь дёргается, больно ударяясь затылком о стену. Это галлюцинация, или его глаза поменяли цвет? Адская боль пробралась в кожу, стремясь разорвать каждое волокно.
– Умоляю Вас… не трогайте меня…
Оглушительный звон в ушах заставляет Гидеона пошатнуться и зажмуриться. Безумный вой и писк складывается в звуковую кашу: «Видар!Видар!Видар!Видар!Видар!».
Быстро совладав с собой, Гидеон старается подойти к девушке, чьё тело поглотила истерика. Правда, со стороны это выглядит так, будто он идёт по горящему канату в пасть разъяренной львицы.
– Не трогайте… Не трогайте! Прошу Вас…
Гидеон сильно закусывает щёку, опускаясь рядом с ней на корточки.
– Эй, посмотри на меня…
Он изо всех сил старается наладить контакт, но девушка сильно жмурится, боясь открыть глаза и увидеть до одури пугающий васильковый цвет, который может причинить боль.
– Прошу Вас…
– Я просто Гидеон, слышишь? Не нужно этих глупых «Вы» – я твой друг, слышишь, Эффи?
Она замирает, а вместе с ней и сердце врача. «Эффи» кажется каким-то безумно близким, родным, будто бы его. Будто бы он сказал кодовое слово, а не назвал по сокращенной версии имени.
–У меня нет друзей, – она всё еще боится открыть глаза, но голос Гидеона и едва заметные прикосновения к плечам делают своё дело. Эсфирь расслабляется, чувствуя непозволительную крупицу тепла среди ледяной пустыни.
– Никогда не поздно их завести. Давай ещё раз познакомимся. Моё имя Гидеон. Я не хочу причинять тебе боль и больше не позволю кому-либо это сделать. Я хочу помочь тебе выздороветь…
Эсфирь распахивает глаза. Где здесь реальность? Почему всё это происходит с ней? Она медленно моргает, убеждаясь,
– В-ваши…
– Твои, – незамедлительно поправляет её Гидеон.
– Ваши волосы…
Она таращится на несколько белых прядей на фоне угольно-чёрных. Эсфирь готова поклясться кому угодно, когда он вошёл – их не было. Нет-нет-нет, только не приступ!
– Что не так? – Гидеон переходит на шёпот, боясь спугнуть расположение пациентки.
– Белые…, – она тянется пальцами к ним, но замирает, заметив, как Гидеон аккуратно поворачивается в сторону металлического борта на стене, в котором с трудом можно рассмотреть отражение.
Врач едва хмурится, явно не замечая никаких белых пятен на голове.
Её руку простреливает дрожь. Из груди вырывается хрип. Эсфирь, сама того не осознавая, ныряет в объятия врача, задыхаясь в рыданиях, раскрашивая унылую ткань белого халата яркими алыми красками.
– Тише-тише, инсанис, я вытащу тебя, – Гидеон покачивается с ней из стороны в сторону. – Я найду способ. Найду.
Он укладывает ладонь под её скулу, поглаживая щеку большим пальцем под неразборчивое мычание.
«Инсанис?», – насмешливо переспрашивает уцелевшая клетка мозга. Но Гидеону кажется – это прозвище её по праву. «Сумасшедшая» на латинском вовсе не режет слух и не кажется обзывательством, наоборот, оборачивается чем-то своим. Родным. Обласканным. И Гидеон хочет ударить себя со всей дури, осознавая, что творит что-то безрассудное, абсолютно не нужное ему. Но остановиться не может, снова и снова касаясь сухой кожи и обещая химеры.
ГЛАВА 6
«Щёлкни пальцами. Это всё, что тебе требуется. Он исчезнет, клянусь. Ты больше никогда не увидишь того, кто рушит нашу жизнь. Прислушайся к темноте внутри себя хотя бы сейчас!»
Эсфирь сильно щурится, до ярких белых пятен под веками. Она вроде бы уже несколько недель здесь или месяц? Уже не важно, если честно. В закоулках мозга, почти не замолкая, крутятся одни и те же предложения, а напротив всё чаще сидит один и тот же человек. Тот, у кого она совсем недавно рыдала на груди, вскрывая рёбра. Тот, кого тёмное желание внутри грудины требовало убить, вгрызться в яремную вену и ждать пока кровь не потечёт по подбородку.
Мужчина, который уверял, что он её «брат» – растворился на несколько недель, оставив гнить её в неизвестности; как и врач, что производил первый и последний осмотр. Медицинских братьев, избивших её, будто не стало вообще. И что-то подсказывало Эсфирь, что виновник всему человек напротив.
Опасный человек, хотя лично ей он пока что не сделал ничего плохого. Но почему тогда нутро дрожало каждый раз, когда он лишь обращал взгляд?
Доктор Тейт, по своему обычаю, сидит совершенно расслаблено, в противоположном конце новой тюрьмы. Нога закинута на ногу, а левая ладонь лениво подпирает щёку. И в этой позе весь он – доктор Гидеон Тейт: скучающий, расслабленный, не внушающий доверия.