Безумная ведьма
Шрифт:
– Мне больше нравится черешня.
Четыре слова, слабый поворот головы, идеально выточенные черты лица и лохматые завитушки кудрей, как землю вышибают из-под ног, как все доводы заходятся трещинами, крошатся и низвергаются в адское пекло.
– Мне тоже.
Два слова в ответ, и слабая улыбка касается полных потрескавшихся губ. И будто тонкая нить, связывающая что-то очень важное, натягивается, призывая тысячи остальных – сделать в точности тоже самое.
– Она слаще и вкус насыщеннее. Я не помню точно, но мне кажется, я всегда была неравнодушна к ней.
– Сколько помню
И это какая-то вселенская аллюзия на его отношения с Трикси. Сколько он с ней? О цифре даже подумать страшно. Вернее, не так, страшно подумать о том, что всё это время он её не любил так, как нужно любить. Сердце всегда билось ровно, а переживания за её жизнь были чисто автоматическими, потому что это норма – волноваться за близкого. Он даже не помнит, когда в последний раз у них был секс, да и был ли вообще? Бред, конечно, но Гидеону всегда думал, что он только работает и пьёт кофе. И вот шуткой ли судьбы, каким-то космическим анекдотом, появляется она – та, что одним взглядом способна намертво пригвоздить к полу. Та, которая интересна сердцу. И кажется, вот он – вкус черешни – сок которой разливается по языку, затекает меж зубов, наполняет рот, до тех пор, пока косточка не застревает в горле.
– Курить вредно, – она нелепо пожимает плечами, отчего он заходится ярким смехом.
Комичность ситуации достигает пика. И если бы не наручники на её запястьях и белый халат на его плечах – он бы счёл прогулку свиданием и, конечно же, нашёл бы слойки с черешней к кофе. Костьми бы ляг, но нашёл.
– Как и жить, – он докуривает сигарету до фильтра. – Но мы продолжаем это делать.
– Не все, – она неуверенно пожимает плечами, а затем наклоняется, чтобы взять обувь в руки.
Гидеон хмурится, ожидая от девушки пояснения, но вместо этого она слегка трясёт руками, указывая на наручники.
Существование – вот её удел. Унылое, безрадостное, цвета блёклой лаванды больничных штанов. Тотальное подчинение, жизнь по расписанию, борьба со внутренними демонами, сжирающими рассудок, да вот только… он также… существовал. Его наручники – отношения с нелюбимой. Клетка – работа с кучей бюрократии и жестким таймингом. И мысли-демоны на месте. Сейчас они буквально пожирают пациентку всю и без остатка, а ночью будут мечтать о ней, представлять во всех позах и местах, которые только доступны человеческому разуму. Категории существования разные, да только суть одинаковая. Гнилая. Тёмная. И исход безрадостный. Блёклый, как пижамные больничные штаны.
– Вы счастливы?
Пронзительный взгляд разноцветных глаз и такой же вопрос служат клинком, приставленным к яремной вене. Ответ так прост, но произнести нет сил. Стыд поднимается к горлу раскалённым комом.
«Нет. Я не счастлив. Мне тридцать три года. Я не женат. Живу с не любимой женщиной. Дышу исключительно работой, но не считаю это своим призванием. И умудрился за месяц влюбиться в собственную пациентку».
– Во-первых, прошу
– Доктор Тейт, к Вам мисс Дивуар, – голос вошедшего в сад резко прерывает Гидеона.
– Дэйв, передай ей, что я буду через пятнадцать минут, – он даже не оборачивается на медбрата.
В глаза бросается резко возросшая нервозность Эсфирь. Или это его собственная?
– Дорогой, к чему так долго ждать? Я ведь уже здесь, – сладкий голос заставляет лицо замереть.
Он спокойно оборачивается, кидая Эсфирь заботливое: «Обуйся», а затем старается закрыть спиной пациентку. Благо, это не составляет особого труда.
– Трикси, у меня терапия.
– Да-да, конечно! – она невинно хлопает глазами. – Мне сказали, что ты уже закончил, наверное, ошибка. Я просто хотела увидеть тебя не под покровом ночи.
– Я проведу пациентку до палаты, и мы сможем попить кофе, идёт?
– Доктор Тейт, давайте я проведу? К чему Вам лишние движения? – медбрат услужливо кивает в сторону замершей Эсфирь за спиной Гидеона. – Тем более, это не Ваша обязанность постоянно носиться с какой-то…
Гидеон крепко сжимает скулы, заводя руки за спину.
– Она – моя пациентка. Моя. Я хорошо выражаюсь? – медленно произносит он, чувствуя, как тонкий мизинчик касается напряжённой руки невесомо, незаметно, словно во сне.
– Гион, да что ты в самом деле? Мистер Карлдон просто предлагает помощь! Тем более, у меня тоже запланирована встреча! – Трикси удовлетворённо щебечет, а затем, в порыве необъяснимого для врача счастья, подлетает к нему и целует в щёку.
Гидеон толком не успевает понять, что произошло, но Эсфирь за его спиной буквально складывается пополам, беспомощно хватаясь пальцами за гравий.
Он молниеносно отпихивает Трикси, приседая на корточки перед девушкой, с ужасом ощущая, как от поцелуя горит щека. Он даже касается её на едва заметную секунду, чтобы удостовериться, что кожа не обуглилась до кости.
Эффи глотает спасительный свежий воздух ртом, но боль только разрастается по всему солнечному сплетению, пульсирует в каждой мышце, заставляет дрожать, судорожно биться плечами о гравий. В голове всё перемешалось: ярко-голубое небо, беспокоящиеся синие океаны, серость гравия и ледяная, издевательская улыбка девушки.
Эсфирь видела её взгляд, когда та только вошла в больничный сад: наполненный ненавистью – испепеляющей, изрезающей в лоскуты, направленный прямиком в неё, будто Эффи – источник всех бед, словно эта она Лилит, убивающая младенцев, Змий, сбивающий Еву с Пути Истинного, словно она лишила её самого дорогого. А дальше – Эсфирь видела лишь размазанные цвета перед глазами, чувствовала сжирающую боль приступа и… оставшийся запах вишни вперемешку с никотином, исходящий от врача.
«Господи, с ней всё хорошо?» – Эффи ненавидит её такой участливый голос. Этот набор звуков будто взрывает нейроны в мозгу. Кажется, кто-то пытается поддеть острым когтем черепную коробку и проникнуть к самым сокровенным из воспоминаний. Губ Эффи касается безумная улыбка. Сюрприз, она ни черта не помнит.