Безумная ведьма
Шрифт:
Пальцы короля обвиваются вокруг шеи старика, с нечеловеческой силой отнимая его от пола.
– Я похож на того, кто струсил? – кроваво улыбается Истинный Король.
– Не выразить словами, – хрипло усмехается Всадник. – Я знаю, кто сейчас руководит тобой. Слышу ваши препирательства. Спроси эту сущность – почему она против Метки? Спроси на досуге.
– О какой метке идёт речь? – пальцы сильнее стискивают горло Всадника.
– Замечательная работа, она не перестаёт удивлять в мастерстве, – Война не сдерживает смех. – Каково всё-таки стать марионеткой Тьмы, а?
«Ты
– Я – Тьма.
– Как бы не так. Ещё нет, Истинный Король. Она, ведь, не поддалась тебе полностью, да? И об этом знаю не только я. Мы все знаем. Но остальные Всадники, в отличие от меня, убьют тебя, чего бы они не обещали ранее.
Хватка короля на секунду становится слабее, он внимательно следит за взглядом старика, но не видит там страха или ужаса, на дне многовековых зрачков сверкает странный отеческий отблеск. Словно сам король дорог ему? Чушь какая!
– И чем ты отличаешь от остальных Всадников? – тихий голос короля ощущается на вкус, как железо.
– Имел неосторожность привязаться.
– Я помогу тебе с этим.
Шея Всадника хрустит в пальцах короля, пока он с ледяной улыбкой смотрит на то, как собственноручно выжимает последние жизненные силы, напитывая ими себя. Когда безвольное тело падает на мрамор, раздаётся глухой стук и слабый металлический звон. Король склоняется над прахом Всадника, рассматривая в горстке праха поблёскивающий красным свечением предмет. Он ловко прокручивает в пальцах левой руки находку, проходя прямо по праху – к огромной арке. Вид открывался ужасающий – чёрные облака нависли над его землёй, вечные сумерки оказались спутниками огромной страны. Краски природы поблекли и иссохли, прямо как его душа.
Он пытается перехватить тонкий предмет правой рукой, но не может удержать – тут же роняя. Раздражённо закатывает глаза, присаживаясь на корточки. Старик не солгал – он, действительно, пришёл с подарком.
«О, наша рыжая подружка будет в восторге, когда узнает! Я горжусь тобой!» – стрекочущий собственный голос снова поднялся к глотке.
– Слишком часто слышу про неё. Неужто тоже имел неосторожность привязаться к ней? – усмехается король, зная, что частица Тьмы, которая не поддалась поглощению и превратилась в назойливый собственный голос внутри, слышит.
По привычке тянется к вещи правой рукой, но, спохватившись, меняет руку.
«А разве не ты был первым?»
– Мне казалось, это ты к ней неровно дышал. Или, твоя первая владелица, дышала.
«Хватит. Ты же в курсе, что я – бестелесная сущность»
– Ты – обидчивая сущность. А твоё тело и твой хозяин – я.
«Слышал бы ты меня, если бы Ритуал поглощения прошёл качественно?»
– Заткнись! – рычит король, запуская пятерню в серебристые волосы.
– Но я же ещё ничего не сказал, Ваше Величество! – дрожащий голос сильфа оказывается за спиной.
Король резко поднимается. Усмехается, едва поворачивая голову
– Что-то ещё?
– Нет-нет, я просто тихо хотел убрать прах…
– Так убирай! – яростный крик короля рикошетит от стеклянных стен, а сам он возвращает взгляд к «интереснейшему» наблюдению за природой.
Как только двери тронной залы закрываются, он укладывает находку на балконный выступ, а затем вынимает из-за остроконечного уха сигарету. Мгновение, и привычный вкус оседает на языке.
ГЛАВА 1
Психиатрическая клиника Зальцбурга, Австрия, наши дни
В кистях рук пульсирует боль. Кажется, металл впивается в кости с целью раздробить их. Дёрнуть руками практически невозможно – наручники накрепко пристёгнуты к столу. Да и желания особого нет. Больше нет. На протяжении нескольких недель (того времени, что не утекло из сознания в неизвестном направлении) ей добросовестно показали, как следует себя вести.
– Ваше имя – Эсфирь Лунарель Бэриморт?
Щурится. Щиколотки тоже плотно стянуты металлом. Цепь прикреплена к полу и неприятно скрежещет, когда она двигает ногой. Или так звучит голос говорящего?
Найти бы сил, чтобы во всём разобраться, но разум явно не спешит включаться, бросив тело на растерзание сидящим напротив стола. Старикашка-врач в огромных очках, стёкла которых заключены в янтарную оправу. Худощавый медбрат, который презрительным взглядом оставляет надрезы на оголённых участках кожи. Перепуганная женщина-врач, ведущая себя, как примерная стенографистка и врач, притаившийся в углу кабинета-допросной (а что это вообще?).
Эсфирь крутит головой, стараясь вспомнить помещение, но под веками жжёт одна единственная картинка: горы камня, земли, несколько разграбленных могил, полыхающий огонь и трупы. Трупы людей, замерших в неестественных изломанных позах: вывернутые руки, ноги, тела. И огонь. Всюду полыхает огонь, словно стараясь выжечь грехи, потопить их путём искупления.
– Да.
Собственный голос звучит как-то по чужому. Совершенно неправильно, инородно. Неужели она всегда говорила в такой тональности? Подождите, она вообще говорила за последние несколько месяцев?
Резко поднимает глаза встречаясь с изучающим ярко-синим взглядом. Тот проникает чуть ли не под кожу и почему-то не кажется ледяным, как глаза сидящих по другую сторону стола. Столкнувшись с её глазами, он тут же утыкается куда-то в пол.
Старикашка, услышав ответ на вопрос, уподобляется примеру стенографистки: ручка срывается в бешеное танго по паркету бумаги. Медбрат рядом удивлённо выгибает брови, а женщина, наоборот, замирает. За их спинами, всё также небрежно подпирает собой стену тот, кто вообще вряд ли моргает и говорит. Но она знает – этот странный черноволосый врач относится к ней лучше всех вместе взятых. По крайней мере, именно его лицо она видела в моменты, когда окружающий мир разламывался пополам, а мысли захватывал кто-то чужой. Кто-то диктующий страшные вещи. Кто-то, кто ни разу не помог ей вспомнить хотя бы крупицу из блёклого существования.