Безумная ведьма

Элизабет Кэйтр

– Вот чёрт! – шипит она, с силой прикусывая щёку.

Гидеон отрывает её от пола, словно поднимает одинокий бутон розы, случайно выпавший из букета. Усаживает на стул, внимательно оглядывая левую икру. Кровь струится впечатляющей рекой, но порез оказывается не смертельным.

– Сейчас, потерпи, маленькая, – он молниеносно подрывается к верхнему шкафчику под потолком, где хранится аптечка.

Пока Гидеон колдует с ваткой и антисептиком над травмой, Трикси, как заворожённая следит за его заботой: как он нежно касается кожи и одновременно с тем дует, лишь бы с её губ не сорвался вздох боли; как аккуратно обматывает ногу марлевым

бинтом, попутно осыпая милыми словами и заверениями о том, что это лишь царапина; как в конце концов укладывает большую ладонь на икру, недовольно сверля яркими сапфировыми радужками, ругая за рассеянность. Он был её Гидеоном Тейтом. Гионом, который способен укрыть в объятиях от всего мира. Её крепостью.

– Хотя бы предупреждай, когда вываливаешь такую информацию, – напряжённо проговаривает Трикси, хотя прекрасно понимает: виновата сама.

Гидеон выбрал не самую приятную профессию и решил сделать из неё вообще чёрти что, увлекаясь абсолютно неизлечимыми случаями людей, готовыми в любую секунду зубами впиться в его глотку. И хотя помыслы Гидеона явно отличались желанием помочь огромному количеству населения, но методы пугали.

– Я думал, ты привыкла.

– Ты думал? По-моему, ты вообще редко думаешь, – фыркает девушка, но отвечает на ласку в виде поцелуя в лоб, блаженно прикрывая глаза.

– Прости, что испугал, – тихо бормочет он.

– Она же совсем неуправляемая… Я… Я смотрела в новостях и… Гион, может, она не стоит того?

– Она моя пациентка, Трикси, – Гидеон отворачивается к столешнице, быстро дорезая рыбу и собирая несколько бутербродов. – И я уже не могу отказаться от неё.

– Но… Гион…

Гидеон ставит тарелку из чёрного стекла на стол, обворожительно улыбаясь, а затем вновь поворачивается спиной, чтобы заварить девушке чай.

– Не сожжёт же она меня, в конце концов, – усмехается он, но слыша раздражённый выдох позади, добавляет: – ладно, я отберу у неё спички.

– Ты… у меня просто нет слов, Гион! – громко фыркает Трикси, ударяя ладонью по столу.

Мужчина лишь задорно хмыкает, ставя кружку с ароматным чаем перед ней.

– Приятного аппетита, маленькая. Будь аккуратнее.

Гидеон чуть хмурится, уловив запах сандала и бергамота. Ему никогда не нравились ароматные чаи, и, тем более, сандал, а потому с тех пор, как ему «позволили» пить кофе – сидел на нём, как наркоман на игле: плотно и с особым пристрастием. К слову, Трикси, наоборот, никогда не разделяла «увлечение» Гидеона, считая напиток абсолютно пустым и ненужным. Гидеон даже помнил, какие жаркие споры пришлось пережить, только чтобы купить кофемашину.

– Гион! – голос Трикси заставляет остановиться в дверном проёме, он лишь слегка поворачивает голову. – Умоляю, не забудь одеться!

– Зачем? Я же в психушке работаю, – беззлобно фыркает он, попутно закатывая глаза.

Отчаянно хочется накинуть кожанку прямо на голое тело и покорить Австрию впечатляющим нарядом: чёрными лаковыми туфлями на голую ногу, такого же цвета спортивными штанами и кожаной курткой с небольшими потёртостями в плечах. Пожалуй, тогда можно не просто работать в «психушке», но и вполне прописаться там.

Перед тем, как всё же переодеться и выйти из квартиры, он слышит очередной удар ладошки по столу, такой сильный, что фарфор дребезжит. Тихое ругательство: «Вот же демон!» теряется в звуках.

В

клинику он входит с тем самым состоянием, с которым появляются в аудитории для сдачи экзамена: когда учил ночами напролёт, но в итоге забыл обо всём, стоило пальцам коснуться ручки двери.

Впервые Гидеон застывает в центральном холле, расфокусированным взглядом обводя снующих санитарок. На посту медсестры по-прежнему сидит очаровательнейшая девушка; привычная блёклость не режет глаз; врачи лениво затекают в холл, едва разлепляя глаза и расписываясь за ключи от кабинетов. И вроде всё как обычно, но… Но что-то заставило сердце затаиться в нервной дрожи. Непривычная тяжесть навалилась с такой силой, что Гидеон едва держался на ногах.

Утренний «ключный ритуал» он делает всё ещё блуждая где-то глубоко в себе. Кашель, резко разодравший глотку, наотмашь ударяет по солнечному сплетению, возвращая Гидеона в реальность. Медсестра, не забывая строить глазки всему белому свету, подскакивает к врачу, вцепившемуся в стойку, будто та единственная может удержать от падения в пропасть. Гидеон лишь отмахивается от помощи, с трудом замечая подошедшую, а затем ослабляет туго затянутый галстук чёрного цвета.

Девушка недовольно поджимает губы, не сдержавшись и участливо погладив его по плечу. Возможно, она сказала что-то из раздела: «Точно всё в порядке?», «Вам помочь, доктор Тейт?», но Гидеон даже под прицелами смерти не сможет облечь мелодию её голоса в знакомые уху слова.

Медсестра трётся рядом до тех пор, пока он не поднимает на неё раздражённый взгляд. Но стоит его перевести в сторону диванчиков для посетителей, как костяшки пальцев Гидеона и вовсе бледнеют. Он готов поклясться, что мужчина, расслабленно сидящий в кресле, буквально проклинает его или же – с особой страстью – наслаждается всем происходящим. На фоне угольно-чёрной рубашки с реверенткой, таких же брюк и туфель – особенно ярко выделяется бледная кожа, глаза цвета небесного расколотого льда и волосы: кучерявые, такие красочные, будто кто-то, не жалея сил, раздавил ягоды рябины, физалиса, облепихи и морошки, а потом нагло смешал сок, превратив цвет в насмешку для церкви. Сидящий выглядел как демон, Цербер, Принц Ада, но точно не как священник.

Он неотрывно следит за каждым действием Гидеона, кажется, даже не утруждая себя морганием. Врач, наконец, отлепляется от стойки, подарив ослепительную улыбку медсестре. Поравнявшись с пришедшем, что-то против воли заставляет затормозить. Черты лица пастора кажутся смутно знакомыми: надменно-изогнутые брови, тонкие аристократичный нос, острые скулы, чуть вздернутый уголок правой тонкой губы.

– Извините, – Гидеон не понимает: зачем вообще открыл рот? Но тут же списывает всё на любознательность. – Мы не могли видеться с Вами раньше?

Мужчина сохраняет бесстрастное выражение лица, но глаза… Гидеон готов поспорить на своё ментальное здоровье: в глазах сверкает невиданный задор.

Губы пастора практически не шевелятся, но Гидеону удаётся расслышать: «Думаю, и в этот раз не стоит». Но затем пастор поднимается с диванчика, руки занимают эстетично-возвышенное положение: чуть согнуты в локтях, а пальцы упираются друг в друга. Он смиренно улыбается, произнося:

– Если только Вы посещаете церковь по воскресеньям, сын мой.