Безумный день или превратности судьбы
Шрифт:
– Какие?
– заинтересовалась Мадлен.
– Расскажи!
Дорина упираться не стала, наоборот, она была очень довольна, что ей дали возможность выговориться.
– Моя кузина Сюзанна служит у графа Альмавива, вернее, у его жены. Они десять лет назад купили поместье во Франции. Зачем они это сделали, я не знаю. Сами они родом из Испании. Сюзанна хочет выйти замуж, но граф, поставил ей условие: или она отдается ему, или он лишает ее приданого.
– Какая свинья этот граф!
– возмутилась Ренар.
– А его жена знает?
–
– И что они решили?
– поинтересовался я.
– Пока что ничего, - вздохнула Дорина.
– А приданое большое?
– спросила Мадлен.
– Кажется, несколько сотен ливров, - сказала служанка.
– Действительно, ваша кузина в весьма затруднительной ситуации, - согласилась Мадлен.
– А графиня, она не может обеспечить свою камеристку приданым?
– спросил я.
– Увы, нет, когда графиня выходила замуж, она не располагала большими средствами, и сейчас она целиком зависит от мужа, - пояснила Дорина.
– Вот если бы он вдруг умер... но это вряд ли. Граф еще не совсем старый и, к сожалению, находится в добром здравии.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина, все думали, как же помочь девушке, которую шантажировал хозяин.
– Все!
– выпалила Мадлен.
– Я поеду к графу и скажу все, что о нем думаю прямо у него дома и при всех слугах! Я напишу во все газеты, все будут обсуждать эту историю! Я добьюсь его отлучения от церкви! Римский папа мне в этом не откажет!
– Все это хорошо, госпожа, - улыбнулась Дорина.
– Но тогда граф точно не даст Сюзанне приданного.
– Ох, ладно, я возмещу эти убытки, - решила Мадлен. Пойми, Дорина, я не хочу, чтобы ты колола меня булавками. Если я не разберусь с графом, ты будешь постоянно думать об этой истории, а я буду вся исколотая! Я еду к графу немедленно!
– Мадлен, любимая, уже половина восьмого, - напомнил я.
– А чтобы добраться до усадьбы Альмавива нужно проехать через весь наш город, а потом еще несколько миль...
– Ничего страшного, - перебила меня Ренар.
– Я готова.
Мне пришлось ехать с Мадлен, я не мог бросить ее одну. С нами увязался мой пес Герцог, который не мог бросить нас.
К особняку графа мы добрались примерно к одиннадцати. Мадлен все еще была настроена очень решительно. Она шла, опираясь на мою руку, и повторяла речь, которую скажет графу. Эта тирада поразила меня, удивительно, где Мадлен таких слов набралась? Я представил, какими идиотами и нахалами будем мы выглядеть, ворвавшись среди ночи в чужой дом, и тяжко вздохнул.
Путь наш пролегал через парк, который выглядел мрачным и зловещим. Чтобы сократить наш путь мы решили пройти не через ворота, а через лазейку, о которой нам рассказала Дорина. В темном парке доблести у Мадлен поубавилось, она задрожала и прижалась ко мне. Не знаю, чего она больше боялась, темноты или, семенящего рядом, пса Герцога.
Вдруг Герцог уселся
– Господи!
– перепугалась Мадлен.
– Что это с ним? Он заболел?
– Не знаю, - пробормотал я.
Пес вскочил и рванул куда-то в сторону. После коротких раздумий мы с Мадлен побежали за ним. Вскоре мы увидели толпу людей, которые явно были чем-то взволнованы. Даже в свете тусклых парковых фонарей можно было прочесть испуг на их лицах.
– Что случилось?
– спросила Мадлен.
– Убийство, - ответил кто-то мрачно.
– Граф Альмавива убит.
Мы увидели мужчину, который лежал ничком на парковой дорожке, на его спине было огромное кровавое пятно.
Я внимательно осмотрел собравшихся. Лица у всех были серьезные, мрачные, но не грустные. Я опишу поведение этих людей в тот вечер. Чтобы вы смогли их ясно представить, сразу назову их именами героев известной комедии.
Сюзанна, симпатичная девушка, очень похожая на свою кузину, была целиком озабочена состоянием госпожи. Она старалась вести себя так, будто ничего не произошло. Или она хотела так отвлечь графиню от траурных размышлений... или ей было просто безразлично, что граф убит.
Ее жених Фигаро, был погружен в свои мысли. Он старательно, что-то обдумывал, казалось, его занимал какой-то более важный вопрос, чем смерть графа.
Человек рядом с ним, доктор Бартоло, маленький приземистый старичок, смотрел на свершившееся с каким-то безразличием. Конечно, смерть для врача привычное дело, но все же убийство и смерь от болезни имеют кое-какие различия.
Учитель музыки Базиль, как мне показалось, старался сдержать хитрую улыбку. Я решил, что это мне померещилось.
Дочка садовника Фаншетта, миленькая девочка лет тринадцати, была очень напугана. Она подобно фарфоровой статуэтке застыла на месте, молитвенно сложив руки.
Паж Керубино, долговязый пятнадцатилетний юноша, дрожал как осиновый лист. Казалось, что он потеряет сознание. Черты лица пажа были искажены ужасом, он то и дело испугано озирался по сторонам.
Из всех присутствующих только графиня приняла близко к сердцу смерть мужа, и если она притворялась, то ее актерскому искусству можно позавидовать. Чтобы изобразить подобное горе, надо было долго тренироваться.
Мне стало ясно, что каждый из этих людей мог совершить убийство, так как их поведение соответствовало поведению убийцы. Я поймал себя на попытке вычислить убийцу. Похоже моя сестра Шарлота права, у меня есть какое-то помешательство на убийствах. Зачем мне это надо!? Чужое убийство, чужой граф, пусть полиция поработает!
Изучая публику, я заметил, что из кармана сюртука Керубино торчит рукоятка ножа.
– Что у вас в кармане, юноша!?
– спросил я громко.
Все удивленно уставились на меня, потом перевели взгляды на перепуганного парня. Он опустил дрожащую руку в карман и достал нож с коротким узким лезвием, которое было в крови. На какое-то время воцарилась тишина.